— Впрочем, спорить не стану, девица здесь ни при чем. Я уже поминал пословицу «Рыба воды не разумеет». Так и ты, князь, не осознаешь в себе великого дара богов. Но ты не рыбка безмозглая, поэтому, замечая некоторые проявления своего могущества, то пугаешься их, то хочешь раскрыть их тайную суть, то еще что-нибудь. Вместо того чтобы просто принять как должное и использовать во благо людям.
— Сначала нужно быть уверенным, что деяния мои пойдут во благо, а не во вред.
— Вот-вот, о чем и толкую, — вновь кивнул Филька. — И Белун о том же говорил недавно на чародейском синклите. Дескать, Владигор сам свою силу сдерживает, а хорошо это или плохо — лишь Перуну ведомо… Но Белун другого опасался и просил меня присмотреться к тебе. К сожалению, он был прав: я заметил тревожные перемены.
Владигор в замешательстве поднял взгляд на Фильку:
— Даже так? И что же ты заметил во мне тревожного?
— А я уже ответил, — с нарочитым спокойствием произнес Филимон. — Твоя новая страсть к самокопанию — вот главная и наиболее опасная перемена. Ты начал сомневаться во всем: в правильности избранного пути, в своих друзьях, в собственных способностях. Ядовитая пиявка безверия присосалась к твоей душе. Ты сам ее туда впустил, да еще подбрасываешь ей сытную пищу… Она жиреет и будет жиреть, вытягивая из тебя все соки, до тех пор, пока ты не прикончишь ее.
— Но ведь это не так!
— Так, дружище, именно так… Справедливости ради надо сказать, что в немалой степени в происходящем с тобой повинны высшие силы, о которых даже Белун имеет весьма смутное представление. Суть в том, что Хранитель не только чувствует все значительные
— Откуда тебе это известно? — изумился Владигор. — Никогда не думал, что ты разбираешься в подобных вещах.
— А я и не разбираюсь, — грустно улыбнулся Филимон. — Не обольщайся на мой счет, князь. Я всего-навсего пересказываю пространную речь твоего Учителя и моего доброго хозяина — Белуна. Так вот, по его словам, первый удар был тебе нанесен на Обманной горе. Тогда ты впервые увидел
— Это верно, — со вздохом подтвердил Владигор. — Я был очень близок к умопомешательству.
— Как я понял, это чародеи помогли тебе не свихнуться. Твои силы быстро восстанавливались, и они решили, что все обошлось более или менее благополучно. Никто не подозревал, что Мертвый город — тоже
— Может быть, — задумчиво сказал Владигор. — Так ты по просьбе Учителя со мной беседуешь?
— Нет, по собственной воле. Старик ведь не знал, в каком ты сейчас состоянии, поэтому предложил мне действовать в зависимости от обстоятельств.
— Не исключая и того, чтобы заманить меня в «иномерный колодец» для отправки домой? — догадался князь.
— В самом крайнем случае, — кивнул птицечеловек. — Хвала богам, такой пакости мне делать не придется.
— Что ж, теперь многое стало понятным…
— Ну и замечательно, — с явным облегчением произнес Филимон. — А то я, честно говоря, боялся, что не сумею толком передать слова Белуна. Больно они мудреные для моих птичьих мозгов!
— Не прибедняйся, Филька, — Владигор улыбнулся. — Белун при себе дураков не держит.
— А Филька у него для того, чтобы было с чем сравнивать, — раздался вдруг насмешливый голос Чучи.
— Подслушивал, стервец?! — нахмурил свои мохнатые брови Филимон.
— Ой, не мели ерунды, — отмахнулся подземельщик. — Я только сейчас проснулся, чтобы тебя подменить. Утро скоро, вам обоим хоть немного вздремнуть надо. Так что хватит лясы точить, укладывайтесь.
Филька, разумеется, сильно сомневался в его искренности, но в бесполезный спор не полез. Им всем предстоял трудный день.
10. Из тьмы — к свету
План, предложенный Филимоном, был весьма прост и, судя по всему, вполне надежен. Тем более что другой возможности вырваться из Мертвого города никто не видел.