Меч войны

«Бог мой, он так мастерски сражается», — подумал Хэйден, поражённый, как француз умело использует против него его же силу ударов. Затем, когда он замешкался, шпага взметнулась вверх, и её остриё распороло ему щёку. Они отступили друг от друга на шаг и вновь изготовились к нападению. Хэйден моментально выхватил пистолет левой рукой и взвёл курок, упёршись собачкой взвода в рукоятку кортика.

На дороге над ними завязалась кровавая бойня, в которой сотня человек с обеих сторон дрались врукопашную, рубя и коля друг друга. Бойцы выбирались на дорогу из траншеи и вступали в схватку с шеренгой французских сипаев. В ближнем бою в ход шли штыки и приклады мушкетов. С флангов доносилась неровная стрельба, затем выстрелы загрохотали ближе, скосив дюжину солдат, раздались крики боли, и рядом появилась группа французов, прорвавшихся сквозь оборону слева.

Хэйден начал осознавать серьёзность раны на щеке, ощущая струю крови, вытекающей из неё. Он чувствовал привкус порохового дыма в воздухе и огромный гнев, поднимающийся в нём.

— Я прикончу тебя, ублюдок! — заорал он. Его рука сильно тряслась, когда он нажал на пистолетный курок. Искра сверкнула от кремня, и запальный порох зашипел, но оружие было заряжено много часов назад, и влага в воздухе подмочила порох.

У него не было времени выхватить и взвести второй пистолет. Французский офицер сделал длинный, низкий выпад, и в этот ужасный момент Флинт уже знал, что не сможет избежать удара. Он сжался, когда остриё вонзилось ему в живот.

Животный страх сковал его. Он чувствовал проникновение тонкой стали, видел, как изогнулась шпага и затем, не выдержав, переломилась в середине изгиба, а офицер, потеряв опору, рухнул вперёд.

Хэйден ударил башмаком в лицо француза, заставив его сжаться в комок. Мгновенно над упавшим противником возник штык, направленный в сторону Хэйдена, но Флинт успел сохранить равновесие. Он увернулся от штыка, ударив по мушкету саблей, впившейся в запястье раненого француза, отбросив его назад, и отпрянул в сторону, когда его люди стали прорываться вперёд, задевая за сталь, торчащую у него в животе.

Наконец его люди отразили атаку, и он смог взглянуть наверх, когда новый залп батареи, скрытой в саду, потряс землю.

Команда прапорщика Барклая, тянувшая тяжёлое орудие вдоль дороги, была застигнута градом огня. В одно мгновение орудийный расчёт превратился в груду исковерканных тел, а траншею засыпало землёй вперемешку с оторванными конечностями и кусками пушечного прибойника.

На дороге орудие, оставшееся без пушкарей, скатывалось с уклона. Его большие колеса со спицами неуклюже поворачивались, наезжая на травянистый край траншеи. Орудие задержалось на краю, пошатнулось и затем опрокинулось набок, прямо на копошащихся внизу солдат.

Хэйден ощутил огромный вес пушки, упавшей рядом с ним и вырвавшей из его хватки человека, с которым он схватился. Затем что-то сильно ударило его по голове, и он потерял сознание.

Очнулся Хэйден лежащим на склоне траншеи среди затоптанной травы с головой, плохо осознающей происходящее. Липкая теплота распространялась по его животу, Боль была не очень сильной, но он не знал, какой она будет, если вытащить шпагу. Когда-то в Калькутте один человек, слывущий дуэлянтом, говорил, что оружие часто препятствует кровотечению; что только тогда, когда его выдернут, начинается большая потеря крови.

Внезапно он начал осознавать нечто более важное: люди неслись мимо него со всей скоростью, на которую были способны, и он видел, что враг повернул и бежит назад, туда, откуда пришёл.

Он увидел опасность, которой подвергают себя его соратники, вскочил на ноги и загородил им дорогу, приказывая вернуться. С кружащейся головой, ощущая нехватку дыхания, он старался придать должную авторитетность своему голосу, что давалось ему с трудом.

В двухстах шагах по дороге орудия отвечали на залпы из сада. Их было всего три, и дуэль эта была неравной.

Спотыкаясь, Хэйден пошёл назад по траншее. После показавшегося вечным пути он, наконец, услышал голос Клайва и побрёл на его смутно видимый силуэт.

   — Сэр, что мы можем сделать? — услышал он громкий голос лейтенанта Хьюма. — Если мы не заткнём их орудия, я потеряю всех своих людей. — Он указал на второе русло, прорезавшее пространство между дорогой и манговой рощей.

   — Я не буду атаковать на открытом месте, — ответил Клайв. — Вспомни Арни.

Голос Хьюма был неуверенным:

   — Вы должны что-то сделать.

   — Возьмите всю вашу команду, Хьюм, и следуйте за сержантом. Сейчас достаточно темно, чтобы обойти их незамеченными. — Он повернулся и вгляделся во тьму. — Флинт, это ты?

   — Это я, — ответил он с трудом.

   — Ты знаешь, что твоё наступление спасло нас? Бог мой, ты ранен?

   — Я... в строю.

   — Удерживай их здесь, пока мы справимся с орудиями в роще.

Четыре роты сипаев и команда Хьюма из двухсот пехотинцев компании ушли вдоль траншеи; оставшиеся продолжали вести заградительный огонь. Три орудия вели постоянный обстрел рощи, но необходимость передвигать пушки после каждого выстрела приводила к потере прицельности огня.