Меч войны

   — Тогда слушай, и ты поймёшь. — Стрэтфорд взглянул на звёздное небо и, устроившись на скамье лодки, начал рассказ: — Как-то один турецкий султан отправил своего безбородого наследника учиться добывать богатство. Снарядил корабль, набил трюмы товарами и пожелал попутного ветра. Но парень проплыл немного вдоль берега, высадился и ночью тайно вернулся во дворец, к своей матери, которая любила его до безумия. Этот непутёвый наследник попросил у неё золота, чтобы отчитаться перед отцом, и она дала ему.

Спустя время он вернулся в главную гавань со знамёнами на мачте и просит разрешения видеть отца, который, как султан, соблюдает такие формальности. А у султана была большая яма с крокодилами, и он принимает своего сына рядом с ней. Сын выгружает из корабля золото и говорит: «Вот, отец, какое богатство я приобрёл через торговлю, как ты и повелел мне». Султан взял оттуда один доллар, как-то странно посмотрел на сына, а затем бросил монету крокодилам. Наследнику, естественно, хоть бы что. Тогда отец отвешивает ему хорошую оплеуху, называет его лжецом и отсылает обратно торговать. Но на этот раз парень действительно уплывает и целый год бороздит моря и океаны: торгует, борется со штормами, отбивается от пиратов.

Когда в следующий раз он появился в гавани перед дворцом своего отца, это был совсем другой человек. И снова султан встретил его у ямы, и так же, как и в первый раз, бросил золотую монету крокодилам. Но парень вдруг перелез через загородку и выхватил золотую монету буквально из пасти у чудовища. «Вот теперь я вижу, что ты стал настоящим мужчиной», — сказал султан и обнял наконец сына.

Стрэтфорд посмотрел на Клайва и увидел, что тот кивает головой.

   — Это — моя любимая притча. Я рассказывал её моему сыну, когда он был моложе, хотя не похоже, чтобы она чему-то научила его. Но ты-то понимаешь её смысл, мистер Клайв?

   — Понимаю, сэр. Я всегда считал, что человека делает не то, что он имеет, но то, как он приобрёл это.

Стрэтфорд вручил саблю обратно Клайву.

   — Тогда будь осторожен. И не слушай того, кто скажет, что я хочу смерти Хэйдену.

Клайв мрачно взял оружие. Стрэтфорд вновь глотнул бренди и передал бутылку обратно матросу. «Он довольно слабо понял мою притчу, — подумал Стрэтфорд. — Хэйден изменился. Мой парень вернулся из своего первого путешествия. Он научился распознавать судьбу, но ему ещё предстоит второе путешествие, в котором он научится выковывать эту судьбу по своей воле».

   — Итак, война закончена? — сказал Клайв с несчастным видом. — Я рассчитывал лет на десять. Значит, моя судьба — быть идиотским клерком, ведь теперь они опять посадят меня на прежнее место.

Эти слова заставили Стрэтфорда вздрогнуть. Клайв как будто услышал его мысли.

   — Мужайся! — ответил он. — Не думаешь же ты, что Дюплейкс прекратит войну только потому, что король Франции приказал это?

Лицо Клайва осветилось, когда он услышал слова Стрэтфорда.

   — Но договор подписан и скреплён.

   — Думай об этом, парень — засмеялся Стрэтфорд. — Думай хорошенько об этом в ближайшие месяцы. И держи свой порох сухим.

КНИГА ТРЕТЬЯ

Глава XIII

Были дни летнего солнцестояния, и широкие бульвары Пондичерри томились под солнцем. Внутри крепости Форт-Луи архитектура домов и внешний вид улиц напоминали французский провинциальный город в середине лета с их залитыми солнцем белыми стенами, решетчатыми ставнями и черепичными крышами, основательными и гармонирующими с бесконечной голубизной неба. Внизу же, на улицах, доминировал цвет хаки, цвет индийской пыли, мостовые были затенены навесами, и под ними на корточках сидели женщины в сари и мужчины в дхоти и тюрбанах.

Джозеф-Франсуа Дюплейкс, генерал-губернатор Восточных Индий, смотрел из окна на свои прекрасные здания. На широких улицах они стояли ровными кварталами и пересекались под прямым углом. «Свидетельство французской любви к порядку, нашего разума и логики, — размышлял он. — Эти здания являют собой верное подтверждение просвещённости народа, которому предначертано показать всей Европе, всему миру, как будет организовано будущее. Франция поведёт человечество к высокой цели».

В резиденции Дюплейкса заседали члены Совета, потея в своих обязательных парчовых мундирах и напудренных париках: Дюваль д'Эспремениль, Шарль де Бюсси, Филип Манвиль, за дальним краем стола — Луи д'Атейль, старина Дантон и молодой ле Февр.

«Недосягаемость гения, — думал Дюплейкс, ощущая на себе их взгляды. — Я знаю, что они чувствуют. Весь мой Совет — да, по сути дела, и все, кто знает меня, за возможным исключением Шарля де Бюсси, считают меня образованным, начитанным и интеллигентным, но я знаю, что они также считают меня абсолютно недосягаемым».

Несмотря на то что ему было уже под пятьдесят, Дюплейкс сохранил своё здоровье, и суровость климата в сочетании со строгой диетой помогали ему поддерживать стройность фигуры.