– Ну что вы, господин, – чуть улыбнулся Мерхи. – Мы обогнали его почти сразу. Держались достаточно далеко, чтобы не попадаться на глаза и успевать вычищать дорогу.
– Было от кого?
– Было, господин, как не быть.
Слуга внес вино, разлил на двоих.
– Иди, – махнул ему господин, – дальше мы сами. Пей, Мерхи.
Воин благодарно кивнул. Дождался, пока закроется дверь, сказал тихо:
– Интересные дела, господин: не только мы охраняли господина Ферхада.
– Вот как? – Министр пригубил вино. – В самом деле, интересно. Это не его люди, иначе я бы знал. Кто же?
– Незаметные, – выдал Мерхи воистину ошеломляющую новость. – И ведь едва беды не случилось, мы о них не то подумали, а они о нас! Пока разобрались, кто есть кто… Зато потом насколько легче стало.
Незаметные, повторил про себя министр. Незаметные… воистину интересно!
– Что им было надо от Ферхади?
– То же, что и нам: проследить за его безопасностью. В том числе в Верле, между прочим.
Министр медленно выдохнул, откинулся на спинку кресла. С чего бы Незаметным заботиться о безопасности Льва Ич-Тойвина?
Кажется, назрела необходимость еще одной «случайной» встречи. Если, разумеется, Первый Когорты, узнав от своих людей об отряде Мерхи, не явится с визитом сам.
5. Благородный Альнар иль-Виранди, личный враг императора Омерхада Законника
Шли дни, наполненные заботами до предела, но внешне беспечные. Альнари давно втянулся и в руководство провинцией, и в плетение паутины мятежа по всей империи; но теперь приходилось уделять время для Ферхади, и все успевать стало не так-то просто. Однако Ферхад иль-Джамидер, со всех сторон неправильный посол, был важнее всего прочего. Казалось – пойми его, и победишь. Но, странное дело, как раз понять Альни не мог. Прирожденный политик, выжившая на каторге крыса, правитель, уже привыкший верить, что решит любой самый сложный вопрос – не мог понять императорского начальника стражи, шалопая-вояку, в жизни не влезшего ни в одну интригу, кроме любовных! Бред.
Но, бред или не бред, дело обстояло именно так. Альнари бился о Ферхади, словно лбом стену прошибить пытался. Так же упорно – и с тем же эффектом.
Ферхади напоминал прежнего себя – и при этом разительно отличался. Он был дерзок – как прежде; и осмотрителен, чего за ним сроду не водилось. Он откровенно нарывался на драку с Барти и Гираном, не переходя, впрочем, границ приличия – но упорно не замечал Юли, что ни в какие ворота не лезло.
Он поумнел.
И этот новый Ферхади – умный, дерзкий и осторожный – был опасен. Куда опаснее прежнего бесшабашного удальца.
Лучшее, что мог бы сделать Альнари-крыса, мятежник и враг императора – плюнуть на заведомо лживые переговоры, отправить в Ич-Тойвин голову посланца и ждать карателей. Решить дело одним ударом – благо, перевес давно уже был на стороне мятежников, и только Омерхад этого не понимал. Но Альнари-политик не мог бы сделать ничего худшего. Альнари-политик не мог позволить себе ошибаться, а вычеркнуть из игры такую интересную фигуру, как этот новый Ферхади, было бы ошибкой.
И потому Альнари урывал время от государственных дел, чтобы поехать с благородным иль-Джамидером на конную прогулку, или пройтись по стенам, с насмешливым пренебрежением к секретности показывая верному льву императора гномьи металки и механические подъемники, или провести вечер и ночь за вином. Тасовал спутников – брал с собой то Барти, то Гирана, то десяток лучников, не мешающих разговору. Пару раз даже откровенно подставлялся под удар, хотя такие глупости не были ему свойственны.
Ферхади не раскрывался.
Привычно дерзкий в поступках и непривычно осторожный в разговорах, Лев Ич-Тойвина всем своим видом показывал: я уже сказал и сделал все, что хотел, дальше твой ход, решай сам. Временами даже казалось, что иль-Джамидер наслаждается происходящим – как наслаждался бы любой опасной игрой, любым поединком с заведомо сильнейшим противником. Но бывало и так, что в глазах его Альни читал боль – да такую, что самому взвыть хотелось. Сказать: если ищешь смерти, Ферхади, – это не ко мне, от меня не дождешься. Взять за шкирку, встряхнуть хорошенько, заорать: да что с тобой?! Вытрясти правду.
Альнари понимал одно: правда – не здесь. Что-то случилось в Ич-Тойвине. И, очевидно, это что-то касалось службы Омерхаду. Возможно, Льву Ич-Тойвина просто не нравилось посольство к мятежникам – посольство, в котором на его долю выпали бесполезный риск и лживые клятвы. Но могло быть и так, что это посольство – лишь следствие. Что начальник стражи лишь расплачивается неприятным и опасным поручением за… за что?
Да за что угодно, зная манеру Законника оценивать каждый шаг и каждый вздох подданных!
Альнари уж до того дошел, что поделился сомнениями с Гираном и Барти. Гиран, как и следовало ожидать, обругал господаря за лишний риск, хотя в целом с оценками Альнари согласился: Лев Ич-Тойвина и ему казался на себя непохожим. Барти, выслушав обоих, предложил показать ич-тойвинца гномам. Объяснил, заметив откровенное недоумение: