Меч времен

— Облака-тучи-от ходят, — прищурясь, мужичок посмотрел в небо. — Не было бы дождя.

— Да, дождя бы не надо — сенокос, — мотнул рыжей шевелюрой Мокша.

— Особливо плохо — у кого крыши над головой нетути, — продолжал незнакомец. — Вам-то есть, где укрыться, парни?

— Да как сказать…

— Одну корчму тут, на Лубянице, знаю. За пиво возьмут недорого. Идем? За-ради продаж ваших выпьем! Меня Ефимом кличут.

— В корчму? — ребята задумчиво переглянулись. — Ты как, Михайла?

Михаил улыбнулся:

— А чего ж? В корчму — так в корчму. Вон, и правда, дождь собирается.

Сговорились. Пошли с Ефимом. Через все Торжище многолюдное, мимо церкви Иоанна Предтечи — центра купцов-«гостей» — «Ивановского ста»…

Орали, шумели вокруг — рынок. Чем только не торговали! Разноцветными тканями, дорогой — и не очень — посудой, оружием, лубяным плетеньем, медом, скотом, замками… Некогда смотреть было — глаза разбегались.

Да, к новому знакомцу по пути один человек подошел, чем-то неуловимо на самого Ефима похожий — взгляд такой же внимательный, цепкий… Спросил что-то… Улыбнулся — как почему-то показалось Михаилу — завистливо. Дальше пошел.

— Видали мужичка? — Ефим показал на незнакомца глазами. — Держитеся от него подале, ребята!

— А что так?

— Прощелыга известный.

Прощелыга? Хм… А ты-то сам кто?

Миша ухмыльнулся — кажется, Сбыслав был прав — вербовщиков тут хватало.

Вот и сидели теперь в корчме все четверо: Ефим, парни, Михайла. Угощал Ефим — ну как же!

— Пейте, пейте, робята… Так, говорите, сироты? А ты, Миша?

— Тож в разоренье впал.

— Ничо! Ничо! — с ласковою улыбкой Ефим потрепал Михаила по плечу. — Авось, найдутся добрые люди, парни. Ну, еще по кружечке?

— Да хорошо б…

— Добро! Эй, человек… Человеце!

Вот уже и не пиво на столе. И на мед — на вкус — не очень похоже, скорей, на дешевый портвейн — такого же рода пойло.

— Чего это, Ефиме?

— Медок переваренный… Пейте, парни, — весело будет!

— Ну, разве что — для веселья… Слушай, Ефим… а тута, в этой корчме, заночевать можно?

— Ужо сыщем, где вам ночевать. Сыщем!

Ефим хохотал, подливая. Миша помотал головой — шумело уже не хуже, чем с паленой водки.

— Вы чего умеете-то? — исподволь выпытывал навязчивый доброхот. — Ну, окромя крестьянской работы…

— Я — в колокола бить могу!

— Хм… в колокола…

— А язм — охотник.

— Охотник — это уже лучше. А ты, Миша?

— Я по-разному, — Михаил улыбнулся. — И швец, и жнец, и на дуде игрец.

— А по-серьезному? — взгляд у Ефима был вовсе не пьяный, внимательный, цепкий.

— По-серьезному — мечом махать приходилось, и вообще, много чего…

— Славно! Вот это — славно! Эй, малый… давай еще перевар! Пейте, ребята, пейте! А насчет ночлега не беспокойтесь. Посейчас на усадьбу пойдем… К знакомцу тут одному. Там и переночуете да — ежели повезет — так и счастие вам будет.

— Какое еще счастие? — пьяно ухмыльнулся Мокша.

— Ужо увидите сами…

Михаил так и не понял — с чего вдруг возникла драка? Ну прямо на пустом месте. Вот, только что сидели все посетители за длинным-длинным столом, болтали, некоторые уже и песни мычали, и вот те… Мишин сосед слева — здоровый пегобородый мужик — ка-ак зарядит тому, что напротив, в ухо! Бедняга и с лавки — хлобысь! Только ногами задрыгал.

А здоровяк не унимался, вскочил на ноги:

— Ах вы ж, тварюги! Обмануть меня хоцете?

Не глядя, махнул рукою — Миша с Ефимом враз на пол слетели — схватил скамью, да ка-ак швырнет ее на обидчика… Или, уж верней — на обидчиков. Те, естественно, не стерпели — тут и пошло, поехало.

Михаил едва успел вскочить, как — вот тут же! — в ухо прилетела плюха! Да такая звонкая, что аж сразу захорошело, и перед глазами поплыли малиновые, желтые и ядовито-зеленые звездочки и круги… непонятно, от чего — от плюхи или от перевара. Тем не менее Миша на того мужичка, что его зацепил, обиделся и, подножкой сбив нахалюгу с ног, набросился на того, схватив за грудки:

— Ты что это творишь, рожа?

Занес кулак… А был Михаил парень внушительный… Да и три раза в неделю тренировался с ролевиками — помахай-ка мечом, этакой железякой — вмиг мускулы нарастут.

— Не серчай, православный… — загнусавил лежащий мужик. — Обознался.

— Ну, вот то-то же… — вся злость уже у Миши сама собою прошла, рассосалася — уж больно смешно выглядел поверженный вражина — экий коренастенький мужичок в разорванной на груди поддеве недешевого немецкого сукна — в этом Михаил уже разбирался — и с аккуратно подстриженной «профессорской» бородкою, такой же, какую носил когда-то завкафедрой истории Древнего мира.

Миша оглянулся: драка не затихала, но переместилась на середину залы, и уж там, без всяких помех, продолжалась…

— В ухо, в ухо ему, Мелентий! — радостно подбадривали зрители. — Да размахнись же! Не жалей!

— Как не жалей? Все ж хрестьянска душа!

— Это Вастка-то Корел — хрестьянская душа? Язычник — он и есть язычник! Бей, не думай!