Меч времен

— Захватчив зело князь, да и горделив больно, — неодобрительно высказался стеклодув. — Правильно его прогнали.

— Зато ведь свеев разбил!

— Разбил, это верно. Так ведь мало ли их били?

В таком вот ключе и закончили разговор. Гермоген вернулся к своим делам, а Миша, всхлестнув вожжами, покатил со двора на Прусскую и дальше, к детинцу.

По обеим сторонам улицы, за частоколами, за дубовыми воротами, тянулись обширные боярские усадьбы с высокими хоромами, конюшнями, птичниками, яблоневыми и вишневыми садами. Хорошо жили бояре в Новгороде, уж куда как славно! Впрочем, боярам везде хорошо жить. Даже вот, на дальнем погосте — у чертей на куличках — в Обонежье, на Долгом озере. И как только боярышне там не скучно? Видать, прав Гермоген — есть у нее там какой-то свой интерес. Или — уже нету? И вообще ее на погосте нету…

Господи, уж, кажется, верную нитку нащупал… Верную!

Глава 10 Лето 1240 г. Господин Великий Новгород Водяник

Ов пожьре неводу своему, имъшю мъного (благодарственная жертва за богатый улов).

Цветник. Русская устная словесность

Нет, таки не вышло! Не захотели тысяцкий Якун и его сын Сбыслав отправлять доверенного своего рядовича к черту на куличики — в дальнюю долгоозерскую вотчину бояр Мирошкиничей. Нечего, мол, там делать, и в самом городе, чай, тайные порученья найдутся. К тем же Мирошкиничам на усадьбу ходок проделал — Онфима-песочника вместо — так давай, действуй и дальше. А дальний погост… Да черт с ним! Не там вовсе политика новгородская делается, не там…

А вот Мише-то как раз бы туда и надобно. Как вот только? Эх, кабы раньше про Долгое озеро знал — уехал бы вместе с парнями и Марьюшкой! Они ж тоже примерно в те места подались… да уж — знал бы…

Один выход — уйти от тысяцкого да пробираться самому по себе, с каким-нибудь купеческим караваном. А о караване том — на торгу спросить… или лучше у кого-нибудь из хороших знакомых… да хоть у тех же лодочников. Михаил так и сделал, уже ближе к вечеру — отпросился у Сбыслава: мол, по важным делам — к Мирошкиничам, да был таков. Ничто его на усадьбе тысяцкого Якуна не держало.

Однако следовало быть осторожным — конечно, вряд ли тысяцкий тут же отправит погоню за сбежавшим рядовичем, но и просто так побег не спустит — начнут искать. А где будут искать? В «родных» Мишиных местах — в Заволочье. А это не очень хорошо — ежели вовремя сообразят, могут и нагнать на полпути, — дальше-то дорожки разойдутся. Поэтому нужно было рассчитать так, чтобы покинуть усадьбу в день отплытия каравана.

Лодочники были на месте — жгли костерок, переговаривались, перед тем как разойтись по домам. Вечерело, и длинные тени крепостных стен и башен, подрагивая, ложились на серебристо-желтые волны Волхова, качающего на своей могучей спине ладьи и лодки. Онуфрий Весло уже ушел домой, а вот Онисим Ворон не торопился — сидел вместе с молодыми парнями вокруг костра, слушал какого-то плюгавого типа, взахлеб вещающего о кровавых проделках водяного.

— Ой, ой, сколь народу к себе утянул водяник-от! Несть числа! Вчерась — двух дев, Любомиры-вдовицы дочек, прям на глазах и утянул. Пошли с подружками купатися — глядь-поглядь — и нет их. Токмо хвост над водою махнул, стра-а-ашный…

— Знаю я Любомиру-вдову, — негромко подтвердил Онисим. — На Славковой живет. Сегодня видал — убивается… О, Миша! — заметив Михаила, лодочник приветливо махнул рукой. — Садись с нами, ушицы похлебай, послушай.

— Так от, водяник-то третьего дня на плесе трех отроков утащил — приблудные были отроки, никто об них и не плакал… Однако все ж жалко.

— А какой он из себя, водяник-то? — несмело полюбопытствовал один из парней. — Я вот его не видал…

— И слава Богу, что не видал, — Онисим Ворон усмехнулся и перекрестился… а следом за ним — и все, окромя рассказчика.

Вообще, странного вида он был, этот плюгавый мужичок с растрепанными — палею — волосами и редковатой козлиной бородкой. Одет в какую-то длинную сермягу, на шее — ожерелье из звериных клыков, на поясе — какие-то мелкие черепушки — то ли птичьи, то ли змеиные головы. Волхв, что ли? А, похоже, что так…

Рассказчик сделал паузу, принявшись прихлебывать из протянутой кем-то миски обжигающе-вкусное варево. И тут же посыпались вопросы:

— Что же, никак этого водяника не поймать? — спросил востроглазый парень с синюшными, будто вечно мерзнет, губами. — Ишь, озорует.

Плюгавец выплюнул в ладонь кость и презрительно усмехнулся:

— Поймать? Смотри, паря, кабы он тебя не поймал! Сжует, да выплюнет.

— Молитву, молитву творить надобно!

— Молитву?! — неожиданно засмеялся рассказчик. — От вашей молитвы ему никакого вреда. Другое надо молвить… присловье одно… Сказать?

— Скажи, скажи, Всеславе!

Волхв зачем-то оглянулся вокруг и понизил голос: