время видеть вокруг себя только растения.
Сенатор от штата Мэрилэнд сидел по правую руку от командующей Кеб,
застывшей на собранном из мельчайших перламутровых раковин кресле. Впрочем,
на таком кресле расположился и сам Алекс, равно как и принимающая
флораликанских послов сторона. Между представителями сторон неподвижно зависла
в воздухе столешница без каких-либо видимых опор. Чтобы не задаваться
ненужным вопросом, сенатор предположил что это какая-то форма антигравитации.
Напротив Кеб и Алекса сидели две женщины-металлики, державшиеся высокомерно
и властно - это сквозило в их позах и жестах.
Первую звали Гвину. Её прямые рыжеватые волосы свободно ниспадали до
обнажённых плеч. Грудь прикрывали затейливо пересекающиеся иксом полоски
сыромятной кожи, соединяющиеся между грудей большим замком голубоватого
металла, состоящим из двух половинок; стык замка напоминал скандинавскую руну
"сол". На руках у металлика были одеты чёрные кружевные перчатки. Такая же
кружевная юбка прикрывала бёдра, заканчиваясь выше колен. Юбку на бёдрах
пересекал х-образные пояс с замком, в точности повторяя прикрывающую грудь
конструкцию. На ногах у Гвину были одеты высокие железные танкетки с высокой
кожаной перевязью, поднимающейся по играм вверх. Рыжевато-красные зрачки
смотрели настороженно и недоверчиво.
Имя второй металлики Александр Катармэн выговорить не мог, но Кеб
объяснила ему, что оно означает "Свинцовый мотылёк". И если одеяние Гвину было
выдержано в тёплых коричнево-красных тонах даже при наличии чёрной юбки и
перчаток, то Свинцовый мотылёк была одета в болотно-ржавые тона.
Первым, что бросалось в глаза в её образе, был головной убор - огромные
непонятного вида и происхождения то ли перья, то ли модифицированные плавники
диковинных рыб грязно-зелёного цвета с красными пятнами по обе стороны от
головы расходились асимметричными веерами. С левого виска вниз свисало три пера
поменьше, зато яркого алого цвета, ярко выделяясь на фоне остальных достаточно
блеклых собратьев. Собранные наверх бело-зелёные волосы поддерживал широкий
железный обруч, к которому, собственно, и крепились перья.
Достаточно большая грудь женщины была открыта всем взглядам, лишь соски
едва прикрывали приклеенные крестами полоски то ли кожи, то ли текстиля,
наподобие того, как это делали некоторые панки Земли. Под грудью располагался
ржавый железный сегментный корсет, покрытый сверху тонким слоем не то пластика,
не то стекла - при всей своей ржавелой невзрачности он отливал на свету
гладкими полированными боками. Две небольших чашечки в верхней части корсета
поддерживали грудь.
Чего-либо, прикрывающего бёдра, на Свинцовом мотыльке не наблюдалось -
лишь ниже бедра начинались кружевные болотного цветка чулки, которые были
заправлены в футуристичные железные сапоги, выполненные всё по той же
технологии, что и корсет - ржавое железо было покрыто сверху прозрачным
материалом. На выступающих острых краях обуви можно было разглядеть потёки
чего-то красного, навсегда оставшегося под слоем защитного материала.
Руки были полностью обнажены, ногти левой руки выкрашены в красный
цвет, а на правой руке на пальцы были одеты длинные хищно изогнутые
когти-фаланги - ржавые, ярко красные на кончиках, залитые в защитный плстик
или стекло.
Лицо Свинцового мотылька было правильной квадратной формы, пухлые
губки блестели розовым блеском, а ярко-зелёные глаза подведены чёрной тушью.
Под правым глазом Александр заметил кокетливую мушку, которая никак не
вязалась с холодным и властным обликом металлики.
Собственно, Александру Катармэну только и оставалось, что разглядывать
противную сторону, так как языка, на котором велись переговоры между Кеб,
Гвину и Свинцовым мотыльком, он не знал. Какой-то язык Сеятелей, как пояснила
флораликанская командующая; сложный в конструкции и простой по морфологии.
Переговоры в основном касались того, что стороны обещали обменяться
всеми захваченными на Земле образцами растений, чтобы у всех был равный
набор добычи. Как мило - делили не руду, не золото, не рабов. Делили записи
ДНК, которые можно было растиражировать хоть в миллиард копий, но нет -
несколько месяцев стоило воевать между собой, убивать друг друга ради
нескольких цепочек дезоксирибонуклеиновых кислот, лишая жизни и заставляя
чувствовать боль утраты у тех, чьих близких убили в общем-то ни за что.
И если флоралики добывали образцы растений для сравнения с теми образцами,
которые они собрали ещё несколько столетий назад - их редкий артефакт того
времени и нашёл в своё время Календжи Кулебато на заброшенной военной базе -
они изучали влияние последствий ядерной войны на флору, то действия металликов
были не понятны даже Кеб, как она сказала Алексу - смысла грабить флору
людей у них не было - растения были слишком однотипны и малоинтересны для
любой формы евгеники.
Слушая краем уха непонятные слова, вслушиваясь в интонации металликов
и флоралики, он начинал понимать, что никогда уже не сможет вернуться. Не в
свой дом, не в своё кресло, не на свою базу, а вообще никуда не сможет
вернуться. Прошлого больше не было, осталось только настоящее, завёрнутое