Меченосец

Олег покинул жаркую кухню расстроенным и в растрепанных чувствах. Ясно, что Елена покинула Шемаху, – иначе зачем ей конь? Другой вопрос, что так ее огорчило? Расставание с Олегом? Или все-таки сожаление о том, что не убила «русского принца»? И вопрос номер три, самый важный и самый сложный, – где теперь искать Елену? Бросить все и отправиться на поиски? Благородно, но глупо. Да и смахивает такое поведение на пошлое дезертирство. А тогда что ему остается? Память? И еще «заколка», которой его чуть не заколола самая прекрасная женщина в этом мире и времени...

* * *

Утром варяги покинули Шемаху. Улицы города были пусты и тихи – жители попрятались кто куда.

Дружина ехала довольная, веселая. Кони навьючены награбленным добром, желудки набиты вкусной и здоровой пищей, а шемаханские женщины еще не скоро забудут неистовых прелюбодеев с севера.

Один Олег выделялся на общем фоне – он был мрачен.

На второй день пути войско вышло к лагерю у Куры, и князь Инегельд очень удивился, насчитав в строю на один корабль больше, чем он оставлял. Семнадцатой боевой единицей флота стала арабская дармуна, двухмачтовый корабль с веслами в два ряда. Гордый Вузлев Дракончик, чья сотня сторожила флот, поведал о захвате дармуны:

– Глядим – поднимается медленно вверх по течению, а с палубы арабы все высматривают чего-то по берегам. Ну, мы выплыли и спрашиваем: не нас ли ищете? Тех как сдуло с палубы – попрыгали в воду, и на тот берег, где ихний халифат... А мы эту посудину себе взяли. Рабов расковали, они дунули от нас еще прытче хозяев!

– Молодцы! – гаркнул Клык. – Благодарю за службу. Грузимся! Чур, я на дармуне пойду. Олежа, чего там накалякано?

Сухов разобрался в премудрой арабской каллиграфии и огласил, что дармуна названа «Аль-Кахирой», то бишь «Крепостью».

Варяги перебросали добычу на борт «Аль-Кахиры», расселись сами и дружно засвистели табуну коней, оставленному на берегу, словно прощались с землей Ширвана. Первой на простор речной волны вышла дармуна, за ней в кильватер пристроились лодьи.

Поход удался.

* * *

Дармуна, как и ее византийский прообраз-дромон, не имела сплошной палубы. Моряки обходились тремя сквозными проходами – два тянулись вдоль бортов над гребцами, а средний был уложен по оси «Аль-Кахиры», от носа до кормы.

Съемные щиты, прикрывавшие гребцов верхнего ряда, отсвечивали матово в закатных лучах, бимсы наложили «зебру» теней. Во влажном воздухе блестели мощные спины. Раз... два и три, и раз... два и три, и раз... Весла проворачиваются в лючках почти без шума – уключины смазаны, а напитанный жиром войлок подбавляет масляной пленки.

– Перерыв! – весело сказал Олег и принял поданные сверху корзины. Гребная палуба, только что наполненная лишь мерным мощным дыханием, огласилась довольным ворчанием, смешками и хрусткими потягиваниями. Втащив весла, «дромонарии» поднимались со скамей и принимали нехитрый ужин – поджаренный хлеб, рыбу и слабое вино.

– Выйдите, разомнитесь, – присоветовал Олег. – Пусть проветрится немного...

Он подошел к Фудри, закусывавшему на скамье близ миделя, и легонько хлопнул его по могутному плечу:

– Ступай, поспи. Моя очередь.

– Да я еще могу... – вяло засопротивлялся Москвич.

– Гуляй, – сказал Олег.

Добрый молодец с медвежьими ухватками меланхолически прошлепал в носовую часть, где сходились борта, и бухнулся на расставленное там походное ложе из плетеных ремней. Довольное кряхтенье перебило журчание воды, трущейся об обшивку, и легкое поскрипывание дерева.

Надышавшись свежим воздухом, вернулись гребцы.

– Я первый! – заявил Алк Ворон и возмущенно заорал: – Этот уже здесь!

– Ваша лошадь тихо ходит! – хихикнул Фудри.

Гребцы, похохатывая, заняли три оставшихся спальных места, а те, кому не достались ложа, укладывались на скамьи или ложились в проходе на толстых циновках, прихватывая плоские кожаные подушки, набитые шерстью, коими они умягчали седалища при гребле.

Олег сел на такую же, поерзал, умащиваясь, и помог своему напарнику – Воисту Коварному, худому, но жилистому – протянуть весло через лючок. Лопасть, хоть и была узкой, но в кожаную манжету, защищавшую лючок от брызг, пролезала туго.

– Снял бы рубаху... – подсказал Воист.

– Точно, – кивнул Олег и стянул одеяние через голову. А то ходи потом в потной...

– Взялись, – скомандовал он, и четыре ладони крепко ухватились за гребь.

– Весла на воду! – донеслась сверху команда Боевого Клыка.

Малолетка по имени Яр, трубач и барабанщик, задал ритм гребле. Кленовые палочки в его ручонках словно стронули и занесли десятки кипарисовых весел. И раз! Два и три... и раз... два и три...

– Тера-тера!.. – звонко запел Яр. – Пентеконтера!

Две сотни гребцов навалились как следует.

* * *

Разбудил Олега крик впередсмотрящего.

– Парус на горизонте! – орали с мачты. – Одиночный!

Сухов хотел было вскочить, но подумал, что горизонт далек – можно успеть как следует потянуться, продрать глаза и приготовить организм к переходу в активный режим.

– Паруса справа по борту! – вновь закричали с марса. – Много! И все косые!

Теперь в голосе марсового различалось беспокойство.