Меченосец

Впрочем, дружине Инегельда и без того жилось тепло и сытно – великий князь Халег Ведун пристроил воинство Боевого Клыка в Рюриковом городище – крепости, что стояла рядом с Ногардом. Там же зимовала и гридь самого Халега – уж таков был закон.

Гардарики населял народ вольный, он сам выбирал себе правителей и указывал место конунгу, коего теперь вся чаще прозывали великим князем, отличая от простого княжья. По древним заветам властителю не позволено было проживать в стенах города, а лишь вовне.

Волей-неволей конунги чтили установления предков, подчинялись им, хоть и без особого желания. Никогда народ Гардов не ставил над собою выборного короля из своих, всегда призывал со стороны – нечего было ближним потакать, а то потом от власти да почестей не отвадишь. Лучше уж дальнего пригласить – приди-де и володей нами, чужак. «Земля наша велика и обильна, – гласила древняя формула, – а наряду в ней нет». Вот в обязанности чужаку и вменялось привнести наряд, то бишь законную власть, и устроить жизнь к правде и благу. Будешь справно службу нести, чужак, будешь блюсти законы – не узнаешь голода и безденежья, зато славу обретешь навек. А встанешь люду поперек, или струсишь в бою, или примешься загребать под себя общее добро – прогоним!

И служили конунги на совесть, честь свою берегли и страну, их мечу доверенную.

Как гласили саги, Радбард Гардский, заложивший Альдейгьюборг, сразился с великим вождем свеев Иваром Широкие Объятия и укоротил жадному захватчику руки, похоронил в Карельской земле. А внук Радбарда, Рогволт, прозванный Русским, встал на сторону свейского конунга Сигурда, и в битве при Бравеллире они сообща разбили войско датского короля Харальда. В честь той славной победы и назвал Рогволт сына своего – Бравлином. Сыночек в папашу пошел – дал жизни ромеям. По всем берегам империи знали имя его и трепетали, молились истово, дабы провел Боже лодьи неистового руса мимо, а того лучше – и вовсе потопил их, прости, Господи...

Рюрика, сына Регинхери, славного рейкса из страны вендов, призвали в лихую годину – опять свеи ополчились на Гарды, явились в числе великом убивать и грабить. Наподдали тем свеям изрядно, приятно вспомнить.

А вот наследник Рюрика, Ингорь, слаб оказался, хотя его сам Халег Ведун пестовал, давний знакомец и побратим сына Регинхери. Пришлось Ингоря сажать на престол в Кенугарде, городе Киуна, коего тамошнее население прозывало по-свойски – Кием. На юге люди то ли сроду не имели права голоса, то ли позволили отобрать его. Получалось так, что им было привычней покоряться царьку или князьку, чем самим делать выбор. Явились к ним готы – гнутся под готами. Сменили тех авары – прогнулись и под этих. Пришли с востока хазары – понесли дань хазарскому наместнику-тадуну.

Аскольд с Диром, разойдясь в мнениях с Рюриком, отправились в Киев-Кенугард, забрали тот городишко себе, тадуна прибили, а хазар, кои явились с претензиями, долго по степи гоняли.

По смерти Рюрика люди Гардов собрались на тинг, или, как венды говаривали – на вече, и выбрали великим князем Халега Ведуна. Тот первым делом спустился по реке Непру, убил Аскольда, убил Дира и поставил князем Ингоря.

Вздохнув с облегчением, Халег вернулся до дому и занялся строительством – заложил Новый город на вливе Оклоги, близ озера Ильмерь[49]. На одном берегу крепость основал, на другом торг открыл. Место было с умыслом выбрано, ибо оно на перекрестке дорог лежало. Сюда корабли по рекам, озерам и волокам добирались из земель арабов и греков, урман и франков, вендов и пруссов, булгар и хазар. И город пошел в рост...

Туман нагло лез под рубаху, лапал холодными пальцами, но кончалась власть его – солнце все сильнее жарило с небес, разгоняя зябкую пелену, выпутывая из нее мокрые ветви деревьев, на которых лопались почки.

Потом проявились тесовые крыши домов, крепкие башни, срубленные из дуба. Туман редел, медленно растворяясь в утреннем воздухе.

Хлопнула где-то дверь, донесся громкий разговор, перебитый смехом, заскрипел колодезный ворот, загрюкало ведро... Плюхнуло, заплескало. Скрипение пошло натужней...

Разошелся туман. С галереи терема Олегу стали видны бревенчатые стены домов и клетей, крытый верх крепостной стены, темные лесины мостовых. Осмелевшие лучи прогоняли последние белесые клочья, таящиеся по оврагам и западинам. Дольше всего туман держался над рекою; сквозь него размыто проступали хищные силуэты боевых лодий – их мачты качались на мелкой волне Ильмеря, словно разгоняя туманную взвесь. И это вроде как помогло – истаял туман, открывая зрению вток Оклоги – мутная озерная вода вливалась в русло реки, чтобы вынести ил к устью.

На левом берегу, заняв господствующую возвышенность, основательно сидела крепость, забирая в неровный овал скученные дома. Всякие – от маленьких избушек до богатых усадеб. С той стороны доносился петушиный хор, гавканье собак, наплывали запахи свежеиспеченного хлеба и топящихся печей.