Меченосцы

— Душа в раю, но тело на земле, до самого дня Страшного суда.

Мацько слегка призадумался и, следуя за ходом своих мыслей, прибавил:

— Верно, там Юранд разве только того не увидит, кто осужден. Тут уж ничего не поделаешь.

— Что там толковать о суде Божьем, — отвечал Збышко. — Но и того не дай бог, чтобы над святыми останками этими жил человек. Лучше всех здесь оставить, а Спыхова я не продам, хотя бы мне за него целое княжество давали.

После этих слов Мацько уже знал, что тут ничего не поделаешь, потому что знал упорство племянника и в глубине души восхищался им, как и всем, что касалось Збышки.

И он сказал, подумав:

— Правда, против меня говорит этот парень, но в том, что говорит — прав. И он расстроился, потому что все-таки не знал, что делать.

Но Ягенка, которая до сих пор молчала, выступила с новым советом:

— Если бы можно было найти честного человека, который тут всем заведовал бы или взял бы Спыхов в аренду, то не было бы у вас никаких забот, а деньги вы получали бы. Может быть, Толима?… Он стар и больше понимает в войне, чем в хозяйстве, но если не он, так, может быть, вы, отец Калеб?…

— Милая панна! — отвечал ксендз Калеб. — Оба мы с Толимой ищем земли, да не той, по которой ходить, а той, которая нас покроет.

И сказав это, он обратился к Толиме:

— Верно, старик?…

Толима приложил руку к острому своему уху и спросил: "Что?" — а когда ему повторили громче, в чем дело, он сказал:

— Святая истина! Не гожусь я хозяйничать. Топор пашет глубже, чем плуг!.. Вот за пана и дочку его я бы еще рад отомстить!..

И он вытянул вперед худые, но жилистые руки, с искривленными, как когти хищной птицы, пальцами, и, поворачивая седую, похожую на волчью, голову в сторону Мацьки и Збышки, прибавил:

— На немцев возьмите меня, ваша милость, вот это мое дело.

И он был прав. Во много раз увеличил он богатства Юранда, но только при помощи войны и добычи, а не хозяйством.

Тогда Ягенка, которая во все время этого разговора обдумывала, что сказать, снова проговорила:

— Здесь нужен человек молодой и не робкий, потому что граница ордена рядом; такой, я говорю, человек, который бы не только не прятался от немцев, но и сам искал бы их; поэтому я так думаю, что, например, Глава как раз подошел бы…

— Глядите-ка как рассуждает! — сказал Мацько, у которого, несмотря на всю любовь к Ягенке, никак не умещалось в голове, чтобы в таком деле могла принимать участие женщина, да еще девушка!

Но чех встал со скамьи, на которой сидел, и сказал:

— Бог видит, что я рад бы идти на войну с паном Збышкой: мы уже вместе маленько поколотили немцев, поколотили бы и еще!.. Но если уж мне оставаться, так я бы остался здесь… Толима мне друг, он меня знает… Орденская граница близко? Так что ж из этого?… Посмотрим, кому раньше надоест соседство. Чем мне их боятся — пускай-ка они боятся меня. Не дай бог, чтобы я причинил вам убытки в хозяйстве и стал искать своей пользы. В этом панна за меня поручится: она знает, что я бы лучше подох сто раз, чем явиться мне к ней с грехом на совести… В хозяйстве я знаю толк, в Зго-желицах насмотрелся, но я так думаю, что здесь надо больше хозяйничать топором да мечом, чем плугом. И все это мне очень по душе, только что, если… того… если здесь остаться… тогда…

— Что тогда? — спросил Збышко. — Чего ты тянешь? Глава очень смутился и продолжал, заикаясь:

— Как уедет панна — так и все с ней уедут. Воевать — ладно, хозяйничать — тоже, но ежели одному… без всякой помощи… Страсть, как мне было бы скучно здесь без паненки и без… того… что это я хотел сказать?… Паненка-то не одна ездила… значит, никто мне здесь не поможет… не знаю…

— Про что он толкует? — спросил Мацько.

— Умный вы человек, а ничего не поняли, — отвечала Ягенка.

— А что?

Вместо ответа она обратилась к оруженосцу:

— А если бы с тобой, например, Ануля Сецеховна осталась? Ты бы выдержал?

В ответ чех грянулся к ее ногам, даже пыль поднялась с пола.

— Я бы с ней и в аду выдержал, — вскричал он, обнимая ноги Ягенки.

Збышко, услыхав это восклицание, с удивлением взглянул на оруженосца, потому что раньше ни о чем не знал и ни о чем не догадывался; Мацько тоже дивился в душе тому, как много значит в людских делах женщина и как благодаря ей всякое дело может то удасться, а то и совсем пропасть.

— Бог милостив, — пробормотал он, — я-то уж до них не охотник. Однако Ягенка, опять обратившись к Главе, сказала:

— Но теперь нам только надо знать, выдержит ли с тобой Ануля.

И она позвала Сецеховну. Та вошла, видимо, зная или догадываясь, о чем идет речь; как бы то ни было, она закрыла глаза рукой, а голову опустила так низко, что виден был только пробор ее светлых волос, которые казались еще светлее, освещенные падающим на них лучом солнца. Она сначала остановилась у притолки, а потом, подбежав к Ягенке, упала перед ней на колени и спрятала лицо в складках ее юбки.

А чех стал на колени рядом с нею и сказал Ягенке:

— Благословите нас, панна.

XVII