Меченосцы

— А один мой клирик слыхал, что он собирается на нас напасть у постоялого двора, после обедни.

— Он бы не сделал этого без предупреждения, а особенно после обедни.

— Дай ему Бог опомниться! Я войны ни с кем не ищу и обиды переношу терпеливо.

Тут он оглянулся на своих "шпильманов" и сказал:

— Не обнажать мечей и помнить, что вы слуги духовного лица, и только если те нападут первые, тогда бейте их.

Збышко, едучи рядом с Ягенкой, с своей стороны расспрашивал ее о деле, которое его больше всех занимало.

— Чтана и молодого Вилька мы обязательно встретим в Кшесне, — говорил он. — Ты мне покажешь их издали, чтобы я знал, которые.

— Хорошо, Збышко, — отвечала Ягенка.

— Они, должно быть, подходят к тебе перед обедней и после обедни? Что же они тогда делают?

— Оказывают мне услуги, насколько могут.

— Сегодня они не будут этого делать, понимаешь? Она чуть ли не смиренно ответила:

— Хорошо, Збышко.

Дальнейший их разговор прервал стук деревянных колотушек, потому что в Кшесне еще не было колоколов. Вскоре они приехали. Из толпы, ожидающей перед костелом обедни, тотчас же вышли молодой Вильк и Чтан из Рогова, но Збышко предупредил их, соскочив с коня, прежде чем они успели подбежать и, обхватив Ягенку, снял ее с седла, а потом взял за руку и, вызывающе поглядывая на них, повел к костелу.

В притворе костела ждало их новое разочарование: оба поспешили к чаше со святой водой и оба, погрузив в нее руки, протянули их девушке. Но то же самое сделал и Збышко, а она прикоснулась к его пальцам, потом перекрестилась и вместе с ним вошла в костел. Тогда не только молодой Вильк, но и Чтан из Рогова, хоть он был умом слабоват, догадались, что все это было сделано нарочно, и обоих охватил такой дикий гнев, что у них даже волосы зашевелились под сетками. Насилу сохранили они настолько ясного сознания, что в гневе, боясь наказания Божьего, не захотели войти в костел; вместо этого Вильк выскочил из притвора и как шальной помчался между деревьями кладбища, сам не зная куда. Чтан бросился за ним, тоже не зная, зачем он это делает.

Остановились они только в углу, возле ограды, где лежали большие камни, приготовленные для фундамента колокольни, которую собирались строить в Кшесне. Там Вильк, чтобы на чем-нибудь сорвать злобу, которая его душила, ухватился за один из камней и стал толкать его изо всех сил; видя это, Чтан тоже ухватился за этот камень, и через минуту они с яростью покатили его через все кладбище, к самым дверям костела.

Люди смотрели на них с удивлением, думая, что они дали какой-то обет и хотят, таким образом, участвовать в постройке колокольни. Но их эти усилия значительно облегчили, так что оба они пришли в себя и только стояли бледные от напряжения, сопя и глядя друг на друга бессмысленными глазами.

Первым прервал молчание Чтан из Рогова.

— Ну что же? — спросил он.

— А что? — отвечал Вильк.

— Мы сейчас на него нападем?

— Не в костеле, а после обедни.

— Он с Зыхом и аббатом. Да еще забыл ты, что говорил Зых: если случится драка — он обоих из Згожелиц выгонит. Если бы не это, я бы тебе давно ребра переломал.

— Либо я тебе, — сказал Чтан, сжимая кулаки.

И глаза у них зловеще засверкали, но оба сейчас же сообразили, что теперь им мир нужнее, чем когда-либо. Не раз уже они дрались друг с другом, но всегда после драки мирились, потому что хотя любовь к Ягенке и разделяла их, но все же они не могли жить один без другого, и всегда друг по другу скучали. Теперь же у них был общий враг, и оба чувствовали, что это враг опасный до ужаса.

Поэтому Чтан спросил, помолчав:

— Что делать? Не послать ли ему вызов в Богданец?

Вильк, который был умнее, не знал, однако, сначала, что делать. К счастью, на помощь к нему пришли колотушки, которые застучали снова в знак того, что обедня начинается. И Вильк сказал:

— Что делать? Идти к обедне, а там что бог даст.

Чтан из Рогова обрадовался этому разумному совету.

— Может быть, Господь Бог нас наставит, — сказал он.

— И благословит, — прибавил Вильк.

— И это будет справедливо.

Они пошли в костел и, внимательно прослушав обедню, набрались храбрости. Они не потеряли головы даже тогда, когда Ягенка после обедни снова приняла в сенях святую воду с руки Збышки. На кладбище у ворот они поклонились до земли Зыху, Ягенке и даже аббату, хотя он был враг старика Вилька из Бжозовой. Правда, на Збышку смотрели они исподлобья, но ни один не заворчал, хотя сердца их выли от боли, гнева и ревности, потому что Ягенка никогда еще не была так прекрасна и так похожа на королеву. Только когда блестящая кавалькада тронулась в обратный путь и когда издали донеслась до них веселая песня клириков, Чтан стал вытирать пот со своих косматых щек и фыркать, как лошадь, а Вильк произнес, скрежеща зубами:

— На постоялый двор. На постоялый двор. Горе мне…

Потом, помня, что в первый раз им от этого стало легче, они снова схватили камень и с яростью покатили его на прежнее место.

А Збышко ехал рядом с Ягенкой, слушая пение аббатовых шпильманов, но, проехав с версту, внезапно остановил коня и сказал: