— Развяжите его: я дам ему оружие и вызову на поединок.
Таким чех обстоятельно объяснял, что первое право мстить принадлежит несчастному пану из Спыхова и что нельзя лишать его этого права.
В населенных местах уже были кое-какие дороги и лошадей всюду кормили овсом или ячменем. Чех ехал скоро, нигде не останавливаясь, и за десять дней до праздника Божьего тела очутился в виду Спыхова.
Приехал он вечером, как тогда, когда Мацько прислал его из Щитно с уведомлением о своем отъезде на Жмудь, и точно так же, как в тот раз, увидев его из окна, выбежала к нему навстречу Ягенка, а он упал к ногам ее, некоторое время не в силах будучи произнести ни слова. Но она подняла его и потащила как можно скорее наверх, не желая расспрашивать при людях.
— Какие вести? — спросила она, дрожа от нетерпения и еле переводя дыхание. — Живы они? Живы?
— Живы. Здоровы.
— А она отыскалась?
— Да. Отбили ее.
— Слава богу.
Но, несмотря на эти слова, лицо ее словно застыло, потому что разом все ее надежды рассыпались прахом.
Все-таки силы ее не оставили, и она не упала в обморок, а потом овладела собой вполне и опять стала спрашивать:
— Когда же они будут здесь?
— Через несколько дней. Это трудный путь, да еще с больной.
— Так она больна?
— Измучили ее. У нее от мучений в голове помешалось.
— Иисусе милостивый.
Наступило короткое молчание, только побледневшие губы Ягенки шевелились как бы в молитве.
— И она не пришла в себя при Збышке? — снова спросила она.
— Может быть, и пришла, да я не знаю, потому что сейчас же уехал, чтобы сообщить вам, госпожа, эту новость, прежде чем они прибудут сюда.
— Пошли тебе Бог за это. Рассказывай: как это было?
Чех в кратких словах стал рассказывать, как они отбили Данусю и взяли в плен великана Арнольда с Зигфридом. Сообщил он также, что Зигфрида привез с собой, потому что молодой рыцарь хотел подарить его Юранду, чтобы тот мог отомстить.
— Надо мне теперь идти к Юранду, — сказала Ягенка, когда он кончил. И она вышла; но Глава недолго оставался один, потому что из соседней
комнатки выбежала к нему Сецеховна, а он, потому ли, что не совсем был в памяти от усталости, потому ли, что стосковался по ней и сразу забылся при виде ее, довольно того, что он обнял ее, прижал к груди и стал целовать ее глаза, щеки, губы, словно давно уже сказал ей все, что следует сказать девушке перед таким поступком.
И быть может, он уже действительно сказал это ей в душе во время пути, потому что целовал и целовал без конца, и прижимал ее к себе с такой силой, что у нее стеснялось дыхание; она не защищалась, сперва от удивления, потом от слабости такой, что, если бы держали ее не такие сильные руки, она упала бы на пол. К счастью, все это тянулось не слишком долго, потому что на лестнице послышались шаги и через минуту в комнату поспешно вошел ксендз Калеб.
Они отскочили друг от друга, а ксендз Калеб снова стали забрасывать Главу вопросами, на которые тот, еле дыша, отвечал с трудом.
Ксендз думал, что это он от усталости. Услышав подтверждение известия, что Дануся найдена и отбита, а мучитель ее привезен в Спыхов, он бросился на колени, чтобы возблагодарить Господа. За это время кровь в жилах Главы немного успокоилась, и когда ксендз встал, оруженосец мог уже спокойно повторить ему, как они нашли и отбили Данусю.
— Не для того Господь спас ее, — сказал ксендз, выслушав все, — чтобы оставить разум и душу ее во тьме и во власти нечистой силы. Юранд возложит на нее святые свои руки и одной молитвой вернет ей разум и здоровье.
— Рыцарь Юранд? — с удивлением спросил чех. — Неужели он обладает такой силой? Неужели он стал святым при жизни?
— Перед Господом он уже святой, а когда умрет, у людей будет в небесах одним покровителем-мучеником больше.
— Но вы сказали, отче, что он возложит руки на голову дочери. Разве у него отросла правая рука? Я знаю, что вы просили об этом Господа…
— Я сказал "руки", как всегда говорится, — отвечал ксендз, — но при милосердии Божьем хватит и одной руки.
— Вестимо, — ответил Глава.
Но в голосе у него звучала некоторая досада, потому что он думал, что увидит явное чудо. Дальнейший разговор был прерван приходом Ягенки.
— Я сказала ему, — проговорила она, — об этой новости осторожно, чтобы внезапная радость не убила его. Он сейчас же упал на землю и стал молиться.
— Он и без того по целым ночам молится, а уж сегодня, верно, до утра не встанет, — сказал ксендз Калеб.
Так и случилось. Несколько раз заглядывали к нему — и каждый раз заставали лежащим, но не во сне, а в молитве, такой горячей, что он доходил до полного самозабвения. Только на следующий день, уже много времени спустя после ранней обедни, когда Ягенка снова заглянула к нему, он знаками дал понять, что хочет видеть Главу и пленника. Тотчас из подземелья привели Зигфрида, со связанными крестом на груди руками, и все вместе с Толимой отправились к старику.