Меченые злом

Такие вольты[10] мочил, что о тебе легенды до сих пор слагают.

– Да-а, было времечко… – Федякин мечтательно сощурился. – Между прочим, мне новая власть медаль должна.

– Это почему?

– Сейчас демократия?

– Демократия.

– Коммунизм она победила?

– Победила.

– А я, как вам известно, разлагал коммунизм изнутри картежной игрой почти двадцать лет.

За что и срок мотал.

– Согласен. Честь тебе и хвала, узник совести. Только насчет медали, уж извини, ходатайствовать не буду. Не уполномочен. Я больше по жуликам всяким, бандитам и убийцам спец. И кстати, я так и не понял, какое отношение имеет твоя "специальность" к функционированию казино.

– Самое прямое. Нет, нет, никаких левых номеров! Просто, иногда в казино захаживают и люди… кгм!.. не совсем чистые на руку. Сиречь, мошенники. И моя обязанность состоит в том, чтобы вычислять таких до того, как уже будет поздно.

– То есть, ты работаешь экспертом по карточным играм.

– Можно сказать и так.

– Поздравляю. Это гораздо лучше, нежели всю жизнь ходить по лезвию бритвы.

Артем многозначительно взглянул на широкий подбородок Чныря, на котором явственно проступала тонкая длинная полоска старого шрама. Когда-то, в молодости, он не успел сбросить лишние карты и его едва не укоротили на целую голову.

– Ладно, баста. – Майор посуровел. – С воспоминания покончено, есть вопросы.

– О чем базар… – Федякин изобразил подчеркнутую готовность к откровенному диалогу. – Я всегда был как открытая книга.

Книга под названием "Уголовный кодекс", едва не ляпнул Артем, но вовремя придержал язык. При всем том, Чнырь и впрямь старался не лезть на рожон во время допросов, и отвечал почти на все вопросы честно и без утайки; если только они не касались личностей его партнеров по карточным играм.

– Ты знаком с соседом? – Майор кивком головы указал на дверь квартиры Фигаря.

– А, этот… – В голосе Федякина прозвучало незамаскированное презрение. – Мимоходом.

Здрасьте – до свидания. Пьянь подзаборная. Кстати, бывший мент.

– Спасибо за напоминание. А то у меня это обстоятельство как-то из головы вылетело.

– Извините… – Чнырь смутился. – Это я… к слову.

– Не бери в голову… Иван Семенович, а как давно ты его видел?

Собственное имя-отчество в устах такого жесткого и непримиримого опера, как Чистяков, прозвучало для Федякина ангельской музыкой. Он приободрился и ответил с максимально возможной откровенностью:

– Хрен его знает. Обычно он приползает ночью, а то и к утру пьяным вдрабадан. Правда, не шумит. Только скребется… как вошь в кармане. Но по крайней мере две недели из его квартиры я не слышал даже шорохов.

– Точно?

– Зуб даю…

Майор поверил Федякину сразу. Чнырь всегда отличался повышенным чувством самосохранения. Его большие уши в любое время дня и ночи работали как локаторы, улавливая малейшие признаки надвигающихся неприятностей. Он просто не мог не следить за квартирой своего соседа, тем более что Фигарь прежде служил в милиции. Что, собственно, и подтвердилось, когда Федякин отворил дверь своей квартиры, едва Артем прикоснулся к кнопке звонка – картежный шулер пребывал на "боевом" посту возле глазка.

– Вот что, Иван Семенович, ты одевайся и доставь сюда участкового и слесаря с нужными инструментами. Только не распускай язык. У меня пока одни предположения.

– Неужто?.. – Федякин вздрогнул и отступил вглубь прихожей.

– Не ручаюсь, но очень похоже. Так что поторопись.

Ждать пришлось полчаса. Артем не стал торчать у двери квартиры Фигаря, а спустился вниз и дожидался Чныря на улице.

Участковым оказался совсем еще зеленый лейтенант. Когда он уразумел, что от него требуется и зачем его позвали, то побледнел до синевы. Лишь слесарь жилуправления, флегматичный немногословный мужик с подозрительно красным носом, остался спокойным и невозмутимым. Он деловито осмотрел замок и принялся за работу…

Запах в квартире был совершенно отвратительным. Брезгливо закрыв лицо носовым платком, майор подошел к застекленной кухонной двери, но открывать ее не стал. Ему и так хорошо было видно через стекло, что на замызганном полу лежит разлагающийся труп.

Глава 32

Саюшкин очутился в аду. Это он понял сразу. Но его почему-то не посадили на раскаленную сковородку и не поместили в котел с кипящей смолой, а бросили в самый обычный костер. Однако от этого ему легче не стало. Раскаленные угли прожигали одежду, и боль от ожогов заставила Леху закричать.

И все-таки сгореть сразу и дотла вору не дали. Чьи-то руки вытащили его из костра и окатили водой. Наверное, Саюшкину были уготованы длительные мучения в загробном мире. От такого "открытия" ему стало совсем плохо.

Неожиданно темень осветилась. Сильный луч бил прямо в лицо, и Леха зажмурился. А когда открыл глаза, то увидел над собой уродливую физиономию с широко разинутой щербатой пастью, откуда несло выгребной ямой. Слуга преисподней (так решил Саюшкин) что-то сказал, и его голос был похож на звериный рык. Тут вора охватил ужас, все перед ним поплыло, и он провалился в морок…