Меченый

Хьюго Фарр. Стэнфорд Куик. Счастье на блюдечке с голубой каемочкой. Сэмми Глик. Сукин сын.

Но сильнее всего вызывало досаду то, что он сумел внутренне перестроиться, сделать то, на что я никак не решался. Он подавил в себе рассуждения, которыми я оправдывал свои неудачи, типа: «Мы те, кто мы есть. Жизнь сложилась, и нам остается только выполнять повеления судьбы. Мне могут поручить дело на миллион долларов, я могу встретить любовь всей моей жизни, с неба на меня может свалиться невиданное счастье, но в действительности ничего не изменится. Я навсегда останусь Виктором Карлом, буду играть во второй лиге, ездить на побитой машине и никогда не стану тем, кем надеялся стать».

Стэнфорд Куик открыл мне глаза на меня самого. Он доказал, что изменить судьбу можно. А если у меня что-то не получается, то виноват один я. Просто мне не хватает мужества взять судьбу за рога и повернуть в нужную сторону.

Я уныло посмотрел в боковое окно, чтобы определить, куда же несет меня судьба, и внезапно осознал, что еду отнюдь не бесцельно. А когда сообразил, куда еду, то понял, зачем и почему. Стэнфорд Куик, по словам жены, получил известие от друга, попавшего в беду, а это означало, что он поехал в свое прошлое – в безоблачном настоящем таких друзей у него не могло быть.

Я искал зеленый «вольво»-универсал. Вначале я проверил старую улочку, на которой некогда жил Хьюго Фарр. Ничего. Потом старую улочку Тедди Правитца. Ничего. Потом – Ральфа Чуллы. Опять ничего. Я готов был направиться к дому миссис Калакос, когда вспомнил, что за каждой жилой улочкой с одинаковыми домами есть переулок. И я обнаружил «вольво»-универсал сразу за домом Дубины Ральфа.

На маленькую расшатанную веранду вела деревянная лестница. Поперек лестницы висела желтая полицейская лента. Рядом с дверью лежали обрывки той же ленты, но дверь не была опечатана. Ничего неожиданного. Я поднялся по лестнице, нырнув под ленту. Ручка легко повернулась, но дверь не открылась. Я нажал плечом. Дверь слегка приоткрылась. После второго толчка я проскользнул в дом.

По узкому коридору я прошел в заплесневелый подвал с неровным бетонным полом, странными, сложенными друг на друге ящиками, сваленной в кучу и готовой рухнуть мебелью. Было душно, пахло сыростью и хозяйственным мылом. Через открытую дверь и грязное окно в подвал попадало немного света, тем не менее я разглядел в углу громоздкие формы старой стиральной машины и сушилки. Вдоль одной стены выстроились змеевидные медные трубки, на самодельном верстаке из литых труб громоздились причудливые приспособления.

– Мистер Куик? – крикнул я.

Звук быстро замер. Ответа не последовало.

Я сделал шаг вперед и услышал, как что-то скрипнуло. Повернулся, ничего не увидел и внезапно понял. Наверное, я понял это, как только в холле «Талботт, Киттредж и Чейз» ко мне подошла серьезно настроенная Дженнифер.

С левой стороны подвала наверх вела узкая деревянная лестница. Я поднялся по прогибающимся скрипящим ступенькам к двери. Открыл ее и вошел в залитую солнцем кухню. Она была просторной и старомодной – времен моего детства – с кухонными принадлежностями цвета авокадо и желтым линолеумным полом, грязным и сильно истертым.

– Мистер Куик? Стэнфорд?

Никто не ответил. Я почувствовал знакомый неприятный запах. Скопившиеся за десятилетия, въевшиеся в стены ароматы чесночной подливки, колбасы и специй, смешанные со зловонием смерти. Неестественной, насильственной смерти. Смерти Ральфа Чуллы. Его тело было найдено в этом же доме.

Запах смерти был свежее, чем мне запомнилось, если такой запах можно назвать свежим.

Я поднял рукоять рубильника. Зажглась лампа на кухне, загорелась старая оловянная люстра в столовой с зелеными обоями. Я включил свет, чтобы защититься от того, что определенно должен был найти.

Из дверного проема я осмотрел гостиную и, никого не увидев, ощутил облегчение, как вдруг заметил ногу в брючине цвета хаки и начищенный коричневый ботинок, твердо стоявший на полу. Кто-то сидел в кресле и спокойно ждал, пока я подойду и поздороваюсь.

– Привет, – сказал я. – Мистер Куик?

Ответа не было.

Глава 49

Стэнфорд Куик сидел в кресле, том самом, в котором сидел я, когда пытался сдержать рвоту. Брюки цвета хаки, однотонная рубашка, синий блейзер, в руке стакан с чем-то коричневым и водянистым. Он удобно откинулся на спинку, на лице – веселое выражение, будто он рассказывал смешную историю и запнулся на полуслове. Запнулся потому, что получил пулю в голову. Наверное, это была не такая уж смешная история.

Гостиную осветила вспышка, затем вторая, но вся сцена осталась такой же странной. Такой же кровавой. Еще одна вспышка, и еще одна.