Мечеть Парижской Богоматери

– Классно, вот это классно! – Жанна смеялась, не замечая сама, что смеется сквозь счастливые слезы. – Эй, ты понял, ты понял, что у них был приказ переть одновременно?!

– Меня, между прочим, Артюр зовут, – юноша протянул руку.

– Жанна.

– Эй, у вас раненых нету? – На сей раз на негритяночке Мишель было бледно-розовое шелковое платье с рисунком из серебристых кленовых листьев. Оно не слишком удачно сочеталось с огромной санитарной сумой, которую девушка тащила на плече.

– Покуда все целы, – отозвалась Жанна. – Слушай, ну оделась бы ты хоть сегодня по-людски, слезы глядеть, как ты на своих шпильках скачешь!

– А если сегодня придется погибнуть за Господа нашего Иисуса? – Мишель упрямо вскинула подбородок.

– А шпильки-то тут при чем?

– Ради такого праздника надо надеть самые свои лучшие одежды.

– Так ты, поэтому и в гетто каждый день была такая разряженная? – изумилась Жанна.

– Но ведь и в гетто мой праздник мог случиться каждый день. Ладно, я дальше бегу, раз у вас порядок.

Жанна только присвистнула тихонько вслед Мишели, признавая, что до такого благочестия ей далеко.

– Ну ладно, пусть несколько «Стингеров», но мины-то у них откуда?! Откуда мины?! Автоматы, винтовки, это еще можно как-то объяснить! Но что у них еще есть, что и откуда?! – Голос генерала метался в трубке как хищник в клетке.

– Думаю, что все же не из России, – устало ответил Касим. – Думаю, что сейчас не время затевать судебное разбирательство, г-н генерал, но какой-то склад несомненно изрядно оскудел.

– Состояние складов сейчас проверяют. Надо хотя бы знать, чем нас еще порадуют кафиры. Что с имамом Мовсаром-Али, он так и не вышел больше на связь?

– Нет, г-н генерал.

– Ну и ладно. – Генерал несколько успокоился. – Крика будет много, но я не намерен класть кучу солдат, лишь бы спасти его любой ценой. Штат мечетей не по моему ведомству.

Касим хмыкнул. Генерал не француз, но парижанин в четвертом поколении, из богатой семьи. С другим арабом он такой двусмысленной фразы никогда бы себе не позволил.

– Много потерь?

– Сейчас трудно сосчитать. Изрядно, и в технике, и в людях.

– Что намерены предпринять?

– Отступили на безопасное расстояние. Техвойска смотрят, как протаранить оставшиеся завалы без потерь. Саперов пускать опасно, им пришлось бы работать под обстрелом. Чем скорей ряды ограждений взорвутся, тем скорей догорят дотла. Это даст макисарам выигрыш всего в несколько часов.

– Мы выигрываем всего несколько часов, – сказал Софии Ларошжаклен. – Что же, это также довольно много в нашем положении. Софи, до меня тут дошел довольно дурацкий слух…

– Не станем это обсуждать, Анри. Сейчас не до того. Какие полчища они стянули, на порядок больше, чем мы рассчитывали. Сколько же у нас потерь впереди, когда баррикады догорят.

Когда внизу загрохотало, Эжен-Оливье сидел, привалившись к каменному кружеву, пытаясь разобраться, сильно ли растянул кисть руки. Надо же, первый этап уже начат. До штурма совсем недалеко. Надо торопиться. Ничего, рука работает нормально, только больно немного.

Невыносимый запах гари заглушил благоухание весеннего цветения, сыроватый запах реки. В воздухе, как конфетти на свадьбе чертей, густо кружились жирные хлопья сажи. Они пятнали розовые свечки каштанов, розовое платье Мишели, склонившейся над сидящим на мостовой, в три погибели нагнувшимся вперед Бриссевилем. Тело его страшно содрогалось от удушья, Мишели было страшно вводить иглу. Хорошо хоть, что не в вену. Господи, даже у нее першит в горле, надо увести его в закрытое помещение, лишь бы укол сейчас хоть чуть-чуть помог.

Чем ближе к галерее, тем медленнее передвигался Эжен-Оливье. Теперь он уже вовсе не опасался сорваться, но здорово боялся нашуметь. Тише, еще тише, еще медленнее.

Удача! Флик, молодой парень, клевал носом, сидя на полу галереи. Винтовка стояла рядом. Эжен-Оливье полз, стараясь даже не дышать. Нагнулся. Протянул руку, очень осторожно, невыносимо осторожно сжал пальцами край дула. Теперь тянуть, тянуть вверх, как кошка тянет рыбку из аквариума. Еще немного, и можно будет перехватить второй рукой, ненадежнее, винтовка слишком тяжела, чтобы тянуть ее одними пальцами за край.

Ах, нелегкая! Острая боль в правом запястье не вынудила его выпустить добычу, но приклад предательски стукнул о камень.

– А-а-ах! – Молодой полицейский, с очумелыми спросонок глазами, вскочил, изо всех сил хватаясь за приклад.

Понимая, что не удержит спорного оружия, Эжен-Оливье спрыгнул в галерею, даже не спрыгнул, а упал сверху прямо на полицейского.

Винтовка со стуком упала, бесполезная для обоих. Бесполезен был револьвер в кобуре у Эжена-Оливье, ничем не мог помочь полицейскому его, тоже заточенный в кобуру, пистолет. Они сжимали друг друга, вдавливая в камень, качаясь, стремясь ни на мгновение не ослабить объятий.

– Кафир, сволочь, свинья, – высвистывал на одном дыхании полицейский.

Эжен-Оливье боролся молча, его выучка была куда как профессиональней, чтобы он позволил себе так бездарно тратить дыхание.