Мечеть Парижской Богоматери

Я видела женщин, которых влекли в рабство.
Их руки были связаны, волосы растрепаны.
Одна ступала разутой ногой в кровь мужа,
Другая спотыкалась о тело брата.
Каждая плакала о своем, а я – обо всех.
Об умерших родителях, и о тех, кто жив.
Слезы иссякли. Вздохи замолкли. Тоска не утихла.
Слушаю ветер – не принесет ли он вести?
Но не приходят ко мне родные тени.
Пропасть разверзлась между мною и близкими.
Где они? Спрашиваю я ветер и облака.
Птица бы, что ли, донесла мне весть!
Ах, когда бы ни данный мной обет!
Я поплыла бы к ним в грозу по волнам.
Моряки трепетали бы, но не я.
Разбился б корабль – я поплыла бы на доске.
Не нашлось бы доски – пустилась бы вплавь.

– Ничего себе, ты наизусть помнишь!

– Так это же стихи святой Радегонды[65], – удивилась Жанна, а затем сотворила крестное знамение на увенчивающий келью крест. – Вдруг тот, кто здесь молился, ее видел? Представляешь, здесь мог жить знакомый святой Радегонды! Она, между прочим, многих на подвиги подтолкнула. Ну так что, рвем дальше? А ты никак пешком? Ну что, подвезти? Час ведь будешь добираться.

– Ну еще мне не хватало, чтобы меня девушки катали, – Ларошжаклен встряхнул длинными волосами, словно стряхивая чары прошлого.

– Ну ладно, тогда уж садись сам.

Предложение было сделано небрежным тоном, однако на самом деле такой большой чести удостаивались весьма немногие. Ларошжаклен между тем медлил.

– Смотри, ты обещала. Так?

– Ну, обещала, – Жанна наморщила нос.

Снова хрупкие кости, за которыми не было видно стен, сплелись кружевной аркой. Иногда мелькали осколки надгробий, романские буквы на которых кое-где можно было различить, поскольку Ларошжаклен ехал куда медленнее, чем Жанна, недовольно сопевшая ему в затылок. Через несколько минут вновь пришлось притормозить.

Следующая «спайка» была задвинута высокой плитой, почти полностью сохранившейся, с одним лишь отбитым углом. Сохранился и неуклюжий барельеф, изображающий вьющегося над чашей голубя.

– Ее трудно не заметить или не запомнить, – Ларошжаклен налег плечом. – Отсюда уже дорога на второй склад.

Жанна направляла луч фонаря. В своем начале ниша казалась земляной и очень древней, однако подальше ровные стены сделались бетонными. Теперь они попали в обширный коридор, напоминающий бункер.

– Я тут, между прочим, ни разу не была, – Жанна прыгнула в седло за спиной Ларошжаклена.

– Тогда есть надежда, что ничего не разворовано, – усмехнулся тот, срываясь с места.

Теперь они мчались быстро. Путь не занял и пяти минут. Перед раздвижными металлическими воротами, крашенными синей краской, Ларошжаклен зажег установленный под потолком прожектор, видимо питавшийся от батарей.

Помещение склада, одного из сохранившихся с прежних времен, было заставлено ровными штабелями ящиков.

– Вот никак в толк не возьму, зачем военному министерству понадобилось в мирные времена устраивать армейские склады под городом, – пожал плечами Ларошжаклен. – Ну да теперь уж спросить не у кого. Да, Жанна, ты-то, собственно, куда мчалась? Ведь через пять часов тебе положено быть не здесь, а на станции Ром.

– Да я бы еще сто раз заскочила в гетто Дефанс. Мне месье де Лескюр обещал классную книжку оставить, Гийома Тирского. Ты ведь знаешь месье де Лескюра?

– Шапочно. Больше я знал его сына, Этьена. Он ведь был из тех, кто стоял в начале Сопротивления. Мне еще семнадцати не исполнилось, когда его убили. Его два старших брата погибли еще в переворот. А вот в гетто сейчас лишний раз соваться не стоит, хорошо, что ты мне попалась, заодно поможешь.

– Помогу, еще бы. А почему не стоит соваться в гетто? Неужто меня ищут?

– Да нет, не тебя, после узнаешь. Ну ладно, поглядим, что у нас тут есть.

Медленно двигаясь вдоль стены ящиков, Ларошжаклен внимательно изучал налепленные на них пластинки с маркировками.

– Тут чего? Установки для разминирования! Две… четыре… восемь штук! Жестянки с клубничным вареньем, и те бы больше пригодились. Кстати, насчет варенья. Сентвиль, запоминай, вот так маркируется провизия. Ладно, идем дальше. Автоматы! Тю-ю, да их в десять раз больше, чем может понадобиться! Это у нас пойдет за номером один. Что б такое изобразить? Есть! – Вытащив из кармана своей камуфляжной куртки фосфорный маркер, Ларошжаклен размашисто намалевал на боку ящика сверкающую лилию. Рядом он поставил единицу, римскую, запрещенную ваххабитами. (Партизаны и катакомбники, не сговариваясь, давно уже отказались от арабских цифр.)