Мечеть Парижской Богоматери

– Немудрено. За восемь лет его существования вышло очень много дельного. Сразу было взято за установку, что книги будут выходить не только на греческом, но и на нескольких европейских языках. И они пошли на французском, на немецком, на английском конечно, хотя в первый же год их запретили продавать во Франции, а во второй год – также и в Великобритании с Германией. На испанском книги «Электры» стали выходить уже после их официального запрета, так сказать запрета превентивного. Невелика печаль! Кому было надо, те превосходно все покупали в Афинах. «Книжный туризм», как тогда шутили сотрудники издательства. Ну а кто пошел работать в такое издательство? Кто нес туда рукописи? Документы, аналитику? Как такие писатели добывали свои документы, где набирались ума для своей аналитики? «Электра» скоро, очень скоро сделалась магнитом. Ну а там все пошло само собой, открыть фонд-другой при издательстве, направить туда и сюда медиков, словом, сперва официальная деятельность, а потом и не вполне официальная параллельно.

– Чревато, однако. Две стороны медали.

– Вот именно. С одной – без издательской деятельности «Электры» никогда бы не возникло такой концентрации блестящих сил в одном месте, с другой – подобное издательство было уж слишком прозрачным покровом. Либералы угадывали очертания скрытых под ним предметов, не утруждая себя доказательствами. Впрочем, честно говоря, они и не ошибались. Ну а мы познакомились, когда уже все это работало.

София улыбнулась одними глазами, вспомнив, как, едва успев накинуть полотенце на голову, выскочила из душа открывать дверь. Не страшно, ведь это тоже молодая женщина, да и к тому же не слишком пунктуальная: договаривались на два, а сейчас без десяти. Но вместо молодой женщины на пороге стоял парень.

– София Гринберг? – он белозубо улыбнулся, словно не замечая полотенца и халата.

– Стойте, где стоите! – Соня отпрыгнула назад. Тьфу, револьвер-то в комнате, в чемодане. – Я ждала женщину.

– Вы ждали Милану Младич, – он тем не менее остановился в дверях. – Я тоже ждал, что она будет сегодня работать с Вашими материалами. Но вместо этого она рожает. Спасибо, хоть позвонила перед тем, как ложиться в клинику. Сорок минут назад. Разрешите, все же, представиться. Леонид Севазмиос, ведущий галерный раб издательства «Электра».

– Проходите, – полотенце упало на плечи, и она небрежно встряхнула холодными сосульками волос. Он ей не слишком понравился, по одежде – «мажор», как называли таких вот в ее школьные годы. Сложно сказать, что это такое. Пожалуй, мажор – это тот, на кого смотришь летом и знаешь, что зимой он непременно влезет в кашемировое пальто. И у этого как пить дать в шкафу висит. Кроме того, он был смуглозагорелым, кареглазым, темноволосым. Соню же всегда тянуло к блондинам, на худой конец ей могли нравиться русые и рыжие, хотя она и не знала наверное, что это: вопрос вкуса или бесознательная самозащита психики. И слишком он казался жизнерадостным, слишком веселым. Нет, Леонид Севазмиос с первого взгляда ей не понравился. Однако все то, что она знала о нем, следовало честно признать, говорило в его пользу. А честность в ту пору была для Сони ключевым словом, почти фетишем.

– Я сейчас! – крикнула она уже из ванной, запрыгивая в джинсовый комбинезон. – Выпьете чаю?

– Нет! – прокричал гость из комнаты. – Я пью только копченый «Лапсунг Сушонг» фирмы «Ньюбай», а у Вас его нету! У Вас наверняка только какой-нибудь «Пиквик» в пакетиках, хорошо, если без бергамота. Кофе я тоже не буду, Вы его не умеете варить. Женщины вообще ужасно варят кофе.

– По-моему, я не выражала намеренья варить Вам кофе, – Соня извлекла из ящика стола заранее записанный CD. – Здесь все, что может понадобиться. Мои показания, которых мне не дали озвучить на процессе. Отказ в визе США, дальние родственники отца хотели меня положить там в клинику психологической реабилитации. Но американские власти сочли нежелательным въезд в страну тринадцатилетнего ребенка, пострадавшего от чеченских сепаратистов. Свидетельства врачей, ну о том, как меня искалечили. Последнюю фразу она произнесла небрежно, она всегда говорила только так, опережая возможную реакцию сострадания.

– Этот материал просто руки обжигает, – он сделался серьезен. – Читали, какая вакханалия идет в газетах? Особенно в английских, «Спустя десятилетие рука Кремля дотянулась до чеченского повстанца». Не хило? Попадаются фразы еще прикольнее, могу переслать по мылу.

– Я все это читала.

– Ну да, я должен был сообразить, конечно, Вы отслеживали. Ничего, книжица о его подвигах будет хорошим осиновым колом в могилу. А выпустить постараемся как можно скорей, даже несмотря на свинью, которую лично мне подложил младенец Миланы. Только вот что, София… Давайте, я Вам сообщу, когда книга выйдет. Они ведь ведут следствие, с них станется начать дергать всех, кто имел к бедняжке убиенному «личные счеты». Лучше Вам в это время не быть в Европе. Они же идиоты, абсолютные идиоты.

– Ну, если они начнут дергать меня, это не будет таким уж абсолютным идиотизмом. Ведь я-то его и убила.