МЕЧЕТЬ ВАСИЛИЯ БЛАЖЕННОГО

В отличие от Германии, Эстония и Латвия виновны хотя бы потому, что нераскаянны. Выросло новое исторически виновное поколение, там есть, с кого спросить. Отчасти по вине дипломатической мягкотелости России, поскольку в ответ на бредни о коллективной вине сербского народа перед миролюбивыми албанцами не прозвучало жесткой формулировки виновности стран НАТО перед Сербией. Речь, между тем, о ныне активном на политической и жизненной арене поколении. Мы же мусолим робкие несогласия с не ахти каким планом какого-то финского саари. Это уже поддавки. Раз историческая вина не объявлена таковой (а объявитель ядерная все ж таки держава с жизненно всем необходимыми энергоресурсами в кармане) — собеседник и будет удивляться, какого нам рожна надо, и чем незалежное Косово нас не устраивает? Сколь сильнее бы была наша позиция, скажи мы прямо: вы разбомбили европейскую страну, у нас не тот правитель был, чтоб толком помешать тогда, да и не те обстоятельства, но неужто вы думаете, мы теперь позволим Косово отпиливать?

Ну да, конечно, легко независимому литератору советовать рубить с плеча, не ведая тайных хитросплетений, о коих осведомлены многоумные политики. Господа хорошие, первым по хитросплетениям рубанул с плеча некий Александр Македонский, и у него, надо признать, получилось. Надо быть действительно хорошим прагматиком, чтобы понять: нашу политику там и тут проваливает нечеткость идеалистических (сиречь нравственных) акцентов. Все не так просто, как кажется. Все намного проще.

То, что мы не полностью дистанцируемся от советской власти, не дает нам возможности достойно отбить все попытки навешать на нас исторические вины XX столетия. А стань мы свободны от своих комплексов и чужих обвинений, мы сможем действительно веско сказать: давайте перестанем перебирать исторические вины. Давайте отдадим их прошлому. Сегодня они не принесут на наш континент ни порядка, ни добра. Давайте ограничим нравственную ответственность действующим ныне поколением. Даже в семье потомки виновны лишь, если не желают замаливать грех предка. Что уж говорить о нациях?

Сказать такое может только тот, чьи позиции ясны и сильны. Нам необходима информационная война. На чужой территории. Александр I был прав: крепкий мир можно заключить только в Париже.

Когда русские погибали славно

В подарок племяннице я привезла стреляные гильзы. Ну надо же, а я ведь была даже младше, чем она нынешняя, когда увлеклась историей Северо-Западной армии, когда пыталась хоть что-то узнать о походе Юденича на Петроград, когда смутно еще осознала, что именно этот фронт был решающим на театре военных действий.

Поэтому путь в Санкт-Петербург—Ополье—Ямбург отчасти явился для меня плаваньем против течения реки времен. Сначала в собственную юность, в самые «белогвардейские» мои годы. Кто бы тогда мне рассказал, какие события я увижу своими глазами, — не поверила бы.

Событие же, о котором я говорю, кому-то может и не показаться значительным. В селе Ополье, в ограде Кресто-Воздвиженского храма, установлен и освящен каменный памятник воинам-северозападникам, погибшим под Ямбургом в 1919 году. Могилы их во время оно сравняли с землей — на весь XX век. И совсем недавно Ямбургское братство во имя св. архистратига Михаила — военно-историческая организация — сумело восстановить некоторые имена. Нижние чины Талабского, Семеновского и Островского полков — прапорщик Палехов, фельдфебель Егоров, рядовые Балондин, Дунаев, Евстафиев, Короленко, Макаров, Мартимьянов, Матвеев, Семенов, Тюнн и Федоров. Ивану Тюнну было 25 лет, Адриану Мартимьянову — 24, фельдфебелю Ивану Егорову — 33. Точный возраст остальных не установлен. Скромный памятник, очень скромный, но — первый каменный памятник христолюбивым воинам СЗА.

«Мы уйдем, а камень останется навсегда», — сказал военный историк С. Г. Зирин. Говорил он и о том, что память сражавшихся против чужеродного и чудовищного эксперимента над страной до сих пор остается оболганной.

Клевета прилипчива. Увековеченье памяти воинов-северозападников до сих пор с огромным трудом преодолевает бюрократическое сопротивление на местах. И, тем не менее, за первым каменным памятником на Северо-Западе встанут другие.

Но прежде речей была панихида — дыхание превращалось в пар в холодных стенах сельского храма, мрели золотые огоньки свечек, склонялись знамена. Была лития перед камнем, моросило, дул восточный ветер, было возложение цветов, отгремел салют из трехлинеек. Как это, однако ж, странно — впервые в жизни не на картинках увидеть мундиры СЗА…