Мечеть Василия Блаженного

Конечно, депутату Колесникову нельзя отказать в логике. Слова о возвращении Дзержинского были им произнесены после получения награды «130 лет со дня рождения Ф. Э. Дзержинского», учрежденной Союзом ветеранов госбезопасности. Посчитаем, кстати. У меня получилось, что они сию медаль учредили в 2007 году, совсем недавно. Так или иначе, депутат сказал: «Мы медали получаем, а он — где?» Как уже было сказано — довольно логично. Вот только логика может развиваться от помянутого противоречия в двух направлениях:

1. Надо возвратить этот памятник.

2. Надо запретить эти медали.

И во второй позиции логики значительно больше. Потому, что возвращенный памятник вступает в непримиримое противоречие с другим, весьма близко расположенным памятником — Соловецким камнем. Быть может, и даже, скорее всего, депутаты, почтившие предложение рукоплесканиями (если не вообще вставанием) не читали книгу, в которой сказано, что разделившийся в себе дом не устоит. Но едва ли они вовсе не знают, что две взаимоисключающие идеи в одной голове — признак шизофрении для человека. Две же идеологии в одной стране — признак недееспособности страны. Но что, если (и вот это уже как раз неприятный третий вариант) демарш депутата Колесникова — это лишь одно из спланированных действий, имеющих целью как раз подкоп под Соловецкий камень? Что если это — позиционирование? Осознанное желание вновь пожертвовать многострадальным русским народом во благо некоей абстрактной мощной державы, которую можно заселить, собственно, кем угодно? (Благо, и квота на мигрантов увеличена на 2009 год вдвое в сравнении с 2008-м и должна составить теперь около четырех миллионов. Правда, теперь, в связи с разразившимся кризисом, ее пообещали сократить. Но не отменить.) Незаменимых людей у нас ведь нет, не так ли? Народов тоже.

Мне очень хотелось бы ошибиться, пусть бы лучше все сие делалось просто с дурна ума, с исторической безграмотности. Так или иначе: попытки вернуть памятник Дзержинскому — это осознанное противопоставление отдельных представителей спецслужб самому народу, народу, которому они обязаны быть защитниками, а не террористами. Памятник Дзержинскому — апология террора.

Ладно, сбавим немножко накал. Очень мне понравилось трогательное высказывание В. Тимофеева, главы упомянутого ветеранского союза. Памятник «сейчас находится в безобразнейшем состоянии в Нескучном саду, под открытым небом», — посетовал этот ветеран. А что, на Лубянке он под закрытым небом, что ли, стоял?

Может (если, конечно, Ющенко с поляками не предъявят прав на самого эффективного убийцу «москалей»), найдем ему местечко под крышей? В каком-нибудь музее геноцида.

Война памятников

Кажется иной раз, что пространство, в коем мы имеем несчастье жить, наэлектризовано до такой степени, что меж собой воюют даже неодушевленные предметы. Во всяком случае, к предметам, несущим символику, это относится безусловно. Накануне 7 ноября, который коммунисты продолжают праздновать по мягкости властей, не решившихся объявить этот день днем всенародного траура, была разбита мемориальная доска Александру Васильевичу Колчаку. Не Колчаку — Верховному правителю России, даже не Колчаку — герою Порт-Артура, но Колчаку — исследователю течений Северно-Ледовитого океана.

Казалось бы, уж эти-то деяния кому и чем могли помешать? Ведь пользовались его картами все экспедиции советского времени, еще как пользовались… Впрочем, что об этом — почерк-то знакомый. Учили студентов по «Очеркам гнойной хирургии» Войно-Ясенецкого, но не давали Войно-Ясенецкому подписать учебник — «архиепископ Лука». Учили пионеров петь веселую песенку про «картошку-тошку-тошку», а сочинивших ее скаутов отправляли в отнюдь не пионерские лагеря на Колыму. Так что удивительного мало, в глазах некоторых наших сограждан научные открытия адмирала Колчака должны навек оставаться безымянными, вообще ничьими. И напрасно автору этих строк помнилось, будто люди и сограждане тут вообще ни при чем. Будто сам Владимир Ильич спрыгнул ночью со своего красно-гранитного постамента на Калужской площади, пугливо прошмыгнул мимо часовни-новостройки и направился на Садовническую — бить по доске пудовым кулаком. Даже не от злобы, а просто из зависти: сам-то ничего интересного за всю жизнь не открыл и не изобрел.