Мечи Дня и Ночи

Она не собиралась становиться Вечной в тот день, когда ее новые глаза открылись заново под синими небесами. Тогда она впервые увидела Ландиса Кана. Там, в храме, она просто радовалась, что вернулась к жизни, и открывала для себя давно забытые удовольствия: еду, сон, солнце на коже, ветер в волосах. Храм с его таинственными машинами восхищал ее. Она и думать не думала о наборе армий и завоевании тронов. В первые же дни своей новой жизни она узнала, что наашанская империя просуществовала всего пятьдесят лет после ее смерти и что ее дворец давно превратился в руины. Ей захотелось опять побывать за морем, взглянуть на родные горы, но она рассудила, что это было бы неразумно. Этот новый мир, как и старый, терзали войны, алчность, темные страсти. Женщина, путешествующая одна, стала бы легкой добычей для первого же работорговца или атамана разбойников.

На путь, сделавший ее Вечной, она вступила с самыми лучшими намерениями. Ландис сказал ей, что один их беглый монах собрал шайку головорезов и хочет захватить храм со всеми его чудесами. Воскресители пришли в ужас, ибо предателю было известно, как преодолеть защитные чары. Джиана спросила, как они думают обороняться, и Ландис заметил ей, что они ученые, а не воины.

К тому времени Ландис стал ее любовником и пошел бы на все, чтобы ей угодить. Она предложила ему набрать наемников из разбойничьих шаек, которых в том диком краю было больше чем нужно.

— Каждого, кто приблизится к ним, схватят и будут пытать, — ужаснулся Ландис. — Они дикари, безбожники.

— Кто из них хуже всех? — спросила она.

— Абадай. Всем злодеям злодей.

— Сколько у него человек?

— Не знаю и знать не хочу.

— А лет ему сколько?

— Он в средних годах. Лет тридцать уже грабит караваны и нападает на города.

— В самый раз сгодится. — Через два дня, взяв лошадь и саблю, Джиана выехала из храма. Она до сих пор помнила, как оглянулась назад и не увидела ничего, кроме горы. Ни дверей, ни множества окон — сплошной черный камень. Даже золотое зеркало на вершине стало невидимым.

Она ехала в сторону, неохотно указанную ей Ландисом. Он вызвался ее сопровождать и не мог скрыть своей благодарности, когда она отказалась. К вечеру, высоко в горах, она встретила трех передовых всадников Абадая. Сидя на конях, они загораживали тропу — видимо, уже некоторое время следили за путницей. На-дирского корня, широкоскулые, с раскосыми глазами. Панцири из закаленной кожи, длинные копья. Подъехав ближе, Джиана увидела в их глазах неприкрытую похоть.

— Я ищу Абадая, — сказала она.

— Я Абадай, — отозвался один. — Слезай, поговорим.

— Слишком ты безобразен для Абадая.

Двое других ухмыльнулись, но под свирепым взглядом первого подавили усмешки.

— Ты пожалеешь о своих словах.

— Что толку в сожалениях? Или веди меня к Абадаю, — в руке у Джианы сверкнула сабля, — или попробуй взять меня сам.

Всадник наставил копье и с боевым кличем ринулся на Джиа-ну. Она отклонилась от копья и ударила саблей по затылку поравнявшегося с ней разбойника. Он продержался на скаку еще пару мгновений и свалился с коня.

— Вас мне тоже убить? — спросила она двоих, пораженных увиденным. — Или все-таки проводите меня к Абадаю?

— Проводим, — сказал один. — Знай только, что ты сейчас убила его брата.

В их лагере стояли залатанные шатры, по камням бегали голые ребятишки, у женщин был заморенный вид. Этой шайке явно не везло последнее время.

На зов одного из дозорных из самого большого шатра вышел приземистый, мощного сложения человек с морщинистым лицом и жестокими черными глазами. Джиана спокойно ждала, пока дозорные говорили ему что-то на незнакомом ей языке.

Глаза Абадая уперлись в нее.

— Говори, — приказал он. — Когда скажешь все, я решу, как тебя убить — быстро или медленно.

— Ты не убьешь меня, Абадай. — Она спешилась и повесила на плечо седельную сумку.

— Почему?

— Твои мечты у меня в руке, воин. Я могу дать тебе то, чего твое сердце желает. И людям твоим могу дать то, чего желают они.

— Чего же оно желает, мое сердце?

Она подошла совсем близко и сказала ему на ухо:

— Помолодеть снова.

— Может, мне отрастить крылья, — засмеялся он, — и нападать на врагов с воздуха, как орел?

— Пригласи меня в свой шатер, и я докажу, что мое обещание — не пустые слова.

— О чем мне с тобой говорить? Между нами кровь. Ты убила моего брата.

— Ты не станешь его оплакивать. Не думаю, что ты его сильно любил. Он был глуп, а ты нет. Если мои слова окажутся ложью или ты все-таки захочешь отомстить, будь по-твоему, но сначала нужно поговорить. Знаешь пословицу? Месть должна созреть, как вино — тогда она будет намного слаще.

— Ты необыкновенная женщина, — засмеялся он. — Это юность делает тебя такой бесстрашной?

— Мне пятьсот лет, Абадай. Пригласи же меня к себе. На солнце жарко, и я хочу пить.

Попивая вино, она с улыбкой вспоминала тот давний день. Скилганнон мог бы ею гордиться. Тогда он не посмотрел бы на нее с таким презрением, как теперь. Трудно перенести этот взгляд, сколько ни напоминай себе, что он романтик и никогда не понимал, что монарху поневоле приходится быть безжалостным.