— Кроме моей, полагаю? — притянул ее к себе Малиэль.
— Естественно, дорогой.
— А ведь я всегда догадывалась, какова ты на самом деле, — вздохнула Эристиния. — Догадывалась — но до последнего оправдывала, обманывая саму себя. Думала, что мы настоящие сестры — любящие друг-друга вопреки любым ссорам и разногласиям.
— Легко, наверное, думать так когда ты изначально стоишь выше меня, — скривилась Гианора. — Снисходительно смотреть на никому неугодную младшую сестренку и время от времени гладить ее по голове, чтобы она смотрела на великодушную тебя благодарными глазами и едва ли хвостиком не виляла.
— Я никогда не смотрела на тебя снисходительно.
— Ага, рассказывай. Ты с самого начала не считала меня ровней себе, воспринимала лишь как бесполезный придаток, которого лишний раз и замечать не стоит. А держала подле и таскала всюду лишь затем, чтобы подняться в глазах своих сторонников-реформаторов — смотрите, мол, какая я вся прогрессивная, прям как вы. Тьфу, показушница!
— Ладно, ладно… — одернул начавшую не на шутку заводиться Гианору Малиэль. — Девочки, у вас еще будет время выяснить отношения. Но уже после того, как мы решим все насущные вопросы. Итак, Эристиния, предлагаю тебе добровольно передать мне трон и корону Горьколесья и отречься ото всех притязаний на власть в присутствии льессаров всех эльфийских Домов — ну, чтоб никому не пришло в голову сомневаться в законности моих прав на титул короля.
— У меня другое предложение, — усмехнулась королева. — Забирай всех своих прихлебателей и проваливай с глаз моих а после и из Горьколесья. Пока я позволяю.
— А если откажемся? — фыркнул Корвиэль.
— Тогда я просто подожду, пока мои союзники поймут, в чем дело и ударят по вам всеми своими силами. С поддержкой Владыки Фурио, которую он на самом деле с радостью мне окажет, у вас не останется и шанса на победу.
«Очевидно, она не знает о черных големах,» — подумал Кадар.
— Никакой поддержки не будет, — вслух произнес он. — Именно об этом мне и предстоит позаботиться. Когда Владыка узнает о вашей судьбе, предпринимать что-либо будет уже поздно. Трон будет принадлежать Малиэлю а ваши союзники будут разбиты — в случае, если решатся открыто выступить против нового короля, естественно.
— Смирись, Ния, — сказала Гианора. — Ты проиграла. Никто не придет тебе на выручку.
Эристиния непроизвольно бросила затравленный взгляд на стражников, но те по прежнему не двигались с места. Гианора проследила за ее взглядом и хмыкнула, покачав головой. Демонстративно вытянула в сторону руку и щелкнула пальцами.
Тотчас воины Дома Розы развернулись на месте и незамедлительно направились к выходу из зала, оставляя свою королеву наедине с изменниками. Все до единого.
— Дом Розы теперь мой, — вкрадчиво прошипела Гианора. — С потрохами. Тебе остается лишь принять свою судьбу и не сопротивляться, если хочешь еще пожить.
— Какая поразительная недальновидность, вкупе с вопиющей неосмотрительностью и наивностью, — констатировал Ревиаль с ехидной ухмылкой. — Проморгать в кратчайшие сроки всю власть не то, что над Горьколесьем — над собственным Домом. Это ли не наиболее красноречивое свидетельство того, что вам не место на троне?
— Думаете? — глянула на него Эристиния.
— Естественно, — хмыкнул льессар Дома Лилии. — В отличии от вашего отца вы никогда не умели проявлять необходимую правителю жесткость и бескомпромиссность. Все пытались договориться, убедить, подкупить — а иногда всего-лишь требовалось трезво взглянуть на вещи и попросту рубануть.
— Я учту ваш совет, — заверила его Эристиния.
— Увы, уже поздно, — заметил Малиэль. — В ближайшие дни сюда прибудут льессары всех Домов Горьколесья — приглашения уже разосланы, не волнуйся. В их присутствии ты официально отречешься от короны в мою пользу и тогда я великодушно позволю тебе покинуть пределы эльфийских владений, захватив с собой всех желающих разделить с тобой эту судьбу. Не о внешнем ли мире в конце-концов твои прогрессивные друзья так давно мечтают, а?
Малиэль хохотнул и его смех поддержали все, кроме самой Эристинии. Даже Кадар выдавил из себя нечто, похожее на сухой смешок.
Королева эльфов стояла, сжимая кулаки в бессильной злобе и подавленно глядя на своих противников, что всей сворой смеялись ей в лицо. Как ни посмотри, а она в данной ситуации — проигравшая сторона. Преданная и обведенная вокруг пальца, лишенная всякой надежды на помощь со стороны союзников. Глядя на нее и слушая смех, эхом отражающийся от стен зала, Кадар вынужден был приложить чуть больше усилий, чем обычно, чтобы маска ненароком не сползла с его лица.
«Играй свою роль, высший, — подумал он. — Играй до конца, как и всегда, ведь твои братья наблюдают за тобой.»
Пальцы помимо воли тянулись к рукояткам кинжалов на поясе и их пришлось сжать в кулаки, убрав руки за спину.