Мечи конных кланов

Когда слониха увидела их, она угрожающе подняла хобот, и у нее появились мысли, вколоченные боевой учебой.

Было ясно, что головные пластинки мешают ей смотреть, поэтому Милон встал там, где она могла видеть его.

– Сестра, мы не желаем тебе вреда. Почему ты желаешь зла нам?

Он повторил вопрос. Медленно хобот опустился, затем коснулся одной из пластин и осторожно потянул ее.

– Мешает? Снять?

Стараясь не показаться неуверенным, Милон приблизился к боку животного и стал отстегивать пластину.

Едва он начал, он почувствовал, что хобот осторожно ощупывает его с головы до ног. Милон встал на цыпочки, стараясь дотянуться до верхних застежек, и хобот обвился вокруг его пояса и поднял его.

Видя ее реакцию, оба наездника подошли ближе и стали помогать Милону.

Через полчаса они освободили ее от пластин и кольчуги.

Сначала Милон удивился ее состоянию, а затем вспомнил, что линия снабжения постоянно находилась под контролем его рейтаров, и что у Застроса хватало трудностей с питанием для людей, не говоря уже о животных.

Он повернулся к одному из наездников.

– Раджи, скачи в крепость и прикажи, чтоб они убрали всех лошадей от моего павильона. Капитан Портос сказал, что наша сестра не любит их. Затем скачи к квартирмейстеру. Пусть Дамос шлет повозку самого лучшего сена и пять или шесть бушелей капусты немедленно в мой павильон. Понял?

– Да, Бог-Милон.

Милон повернулся к слонихе и положил руку на хобот. Она подняла хобот вверх, положив его кончик на его плечо.

– Сестра, я хочу помочь тебе, и знаю, что ты очень хочешь есть.

Она грустно ответила:

– Я голодна много дней. Добрый двуногий брат даст пищу?

Милон подозвал наездника и положил руку на плечо невысокого человека.

– Сестра, это мой брат, он хороший. Он даст тебе пищи,– Милон мысленно нарисовал тюки сена и корзины капусты.

Юный наездник стоял спокойно, пока слониха изучала его, но он дернулся, когда она внезапно обвила хоботом его торс, высоко подняла и посадила на шею.

– Где пища? – спросила она.

Милон засмеялся над выражением лица воина.

– Что, Гилл, большей лошади у тебя не было?

Гилл улыбнулся и покачал головой.

– Нет, Бог-Милон, и ни у кого я думаю. Она и я... нам идти к твоему павильону?

– Да, Гилл, так как она приняла тебя, теперь ты ее брат и хранитель,– он посмотрел на эмблему на кирасе юноши,– сломанная сабля и голова хорька, которые указывали на принадлежность к клану Джона.– Скажи вождю Чарли, что теперь у тебя одна обязанность – ухаживать за сестрой. А теперь веди ее к еде: эти сволочи морили ее голодом.

* * *

Ночью после атаки отряд бирем поднялся вверх по реке, весла были обмотаны тряпками. Обойдя головной лагерь Застроса, они предприняли четыре одновременные атаки на несколько лагерей: в то же время отряд жителей болота атаковал южный лагерь, а сильный отряд конных нерегулярных войск устроил бойню в другом месте.

Жители болот, не привыкшие действовать на открытых пространствах, понесли тяжелые потери, но у пиратов и горцев потери были минимальные. Болотники больше не атаковали, но пираты и горцы еще три ночи подряд нападали, никогда не трогая лагеря, которые уже подвергались атакам. Разбросанные лагеря стали скучиваться, пока большая часть огромной армии не скопилась в низком болотистом участке, на южном берегу перед мостом. И лихорадка не замедлила распространиться.

Снабжение было плохим, обозы, если и прибывали, опустошались моментально. Все рассказывали истории о засадах, боях, дорогах, усеянных скелетами, гниющим мясом и сгоревшими телегами. Поэтому король Застрос распорядился о выделении огромного обоза, который должен был охранять четыре эскадрона кавалерии. То, что осталось от обоза, с трудом просочилось в лагерь. Последнее, что он видел – это кавалеристов, группами отправляющихся по домам.

12

Лилия Ландор открыла темно-синие глаза, затем сняла свои точеные ноги с кушетки и села. На другой стороне кушетки, словно бревно, лежал король Застрос. Только движение грудной клетки показывало, что жизнь еще теплится в этом волосатом теле.

Темноволосая женщина воспользовалась ночным горшком, затем легла на темный ковер, прикрывающий пол и в течение десяти минут занималась сложными упражнениями для разработки долго не используемых мускулов.

– Господи! – подумала она.– Как хорошо снова обрести юное гибкое тело.

Она с гримасой отвращения посмотрела на тело Застроса. Почти каждая кость или сустав были сломаны или повреждены, по крайней мере, хоть один раз в жизни, не говоря уже о бесчисленных шрамах, рубцах, швах. Находиться в таком теле, особенно в дождливую погоду, было мучительно.

Отдышавшись от упражнений, она направилась в ванну, и наполнив бассейн, начала мыть свою гладкую белую кожу, рассматривая свое лицо в зеркале из полированной стали. Прикрыв глаза, она попыталась вспомнить свое лицо – лицо и фигуру, в котором она была рождена сто лет назад. На что это было похоже?

Кивнув, она прошептала сама себе:

– Оно было темноволосым тоже... я думаю. Христос, чертовски трудно вспомнить, когда пришлось сменить более пары дюжин тел с того времени, нет, больше, около тридцати или даже больше.