— Не осуждаю тебя за осторожность, — сказал Килеу Аригу. — Лио — доброе укрепление. Я мог бы отсиживаться здесь десять лет, задумай я что-нибудь подлое. Что ж! Ты прав. Пусть пир развернется под стенами на закате. Твои людям лучше разбить лагерь прямо здесь, у воды. Это создаст должное расстояние между мной и тобой.
Килеу выдержал паузу, пристально наблюдая за Аригом. По реакции кочевника горец пытался оценить искренность всех высказанных прежде слов. Но Ариг сказал кратко:
— Итак, прощай до заката.
Он отвернул лошадь, оставив Килеу размышлять над этим лаконичным ответом.
Ариг передал приглашение ирмидо другим эрзерумцам. Хамрез, который относился к Братству хоть и неприязненно, но с уважением, согласился провести с ними ночь. Грашвил также ответил согласием, добавив, что не знает об ирмидо ничего — ни хорошего, ни дурного.
Другие вожди решительно сказали «нет»; на их лицах появилось выражение ужаса и отвращения. Один из них, Эроми из племени редах, ушел сам и забрал с собой сотню своих воинов, едва заслышал о том, что ирмидо решили присоединиться к армии аршаумов.
— Попутного ветра в спину, — сказал Скилицез. — Обойдемся и без них. Мы приобретем больше, чем потеряем, если эти воры уберутся отсюда.
На стенах замка Лио все еще стояли воины, но надо рвом с водой опустился подвесной мост. С внешней стороны рва уже устанавливали столы и скамьи. Суетились воины и слуги. Внутри крепости дымились костры — там жарилось мясо. Свежий ветерок доносил запах готовящихся блюд.
Ноздри Виридовикса непроизвольно расширялись, улавливая заманчивые ароматы, и кельт с довольной ухмылкой поглаживал себя по животу. Но приятные ожидания не мешали ему внимательно рассматривать ирмидо, пока он вместе с остальными гостями во главе с Аригом ехал мимо пшеничных полей. Кельт остался весьма доволен увиденным.
— Если бы они замышляли недоброе, — сказал он, привязывая лошадь к дереву, — они не стали бы смешивать нас со своими людьми. Останься мы в одном отряде, лучники со стен легко перестреляли бы нас. Это нетрудно сделать даже при таком бледном свете. А сейчас, вздумай они осыпать нас стрелами, им пришлось бы наделать дырок в головах своих вождей. Думаю, за это их никто бы не поблагодарил.
— Точно, — заметил Горгид. Грек снял пылинку со своей расшитой орнаментами туники, от души надеясь, что жирное пятно на штанах останется незамеченным. В этот вечер Горгид облачился в видессианскую одежду; меньше всего ему хотелось, чтобы ирмидо приняли его за степняка.
Килеу и Атрокло одновременно поднялись со скамьи и поклонились приблизившимся аршаумам, показывая им, где они могут сесть.
Виридовикса засунули между толстым ирмидо, который был на несколько лет старше кельта, и худощавым — тот был чуть моложе его. Один немного говорил на хаморском языке; другой не понимал ни слова. Со сдержанным любопытством воины Братства поглядывали на необычного гостя. Однако, обнаружив, что тот совершенно не понимает их языка, вернулись к своему основному занятию — выпивке.
Виридовикс поднял оловянную кружку, чтобы служанка наполнила ее вином. Когда девушка отошла, покачивая бедрами, Виридовикс невольно проводил ее глазами.
После смерти Сейрем кельт дал себе клятву не прикасаться к женщинам до конца своей жизни. Легко было соблюдать эту клятву, пока он находился в армии аршаумов. Но время неуклонно залечивало душевные раны, а тело начало выдвигать свои требования. И оказавшись в горах, он провел ночь в стогу с девушкой из племени меши. Конечно, одна ночь со служанкой не могла послужить заменой глубокому чувству, которое кельт испытывал к Сейрем.
На пиру за столом с мужчинами не сидело ни одной женщины. Не было видно ни жен, ни сестер вождей. Видимо, эрзерумцы придерживались каких-то макуранских обычаев. Привыкший к более свободным нравам степняков, Виридовикс скучал. Одним только своим присутствием женщины оживляли любое пиршество.
От Горгида также не укрылось отсутствие женщин, но грек сделал свои выводы. Слева и справа от него сидели ирмидо; один сосед Горгида носил черную куртку, прошитую серебром, другой — одежду фиолетового и желтого цвета. Ни один из соседей грека не говорил ни по-видессиански, ни на языке аршаумов. Горгид вздохнул. Похоже, ему предстоял долгий скучный вечер.
Служанка, подававшая блюда Горгиду, послала ему приглашающую улыбку. В ответ он сделал каменное лицо. Девушка отвернулась с недовольным видом.
Неожиданно один из ирмидо, сидевший напротив Горгида, заговорил на видессианском языке:
— Можно мне говорить с тобой, для тренировки? Я был тогда юноша — служил два года в Империи, наемный солдат. Потом мой брат умер здесь. Я получил его земли. Меня звать Ракио.
— Рад познакомиться, — искренне ответил Горгид и назвал свое имя.
Ракио было около тридцати лет. Он не отличался особенной красотой, и все же в его лице чувствовалось своеобразное обаяние. Когда он улыбался, становилась заметной щербинка в переднем зубе. Он довольно коротко стриг бороду, у него был крупный нос и густые, выдающиеся вперед брови. Славный парень, подумал Горгид.