Мечи против колдовства

В пяти ярдах от вершины камень размером с кулак задел скользящим ударом правое плечо Фафхрда так, что его здоровая рука онемела и безвольно повисла, но то небольшое расстояние, которое еще оставалось, было таким легким для подъема, что Северянин смог преодолеть его с помощью ботинок и вздувшейся, почти ни к чему не пригодной, левой руки.

Он осторожно выглянул через верх камина, но Коса здесь снова расширилась, так что Северная Стена была не видна. Первый уступ тоже был благословенно широким и так сильно прикрыт выступом скалы, что на его внутреннюю часть не попадал даже снег, не говоря уже о камнях. Фафхрд с новым пылом забрался наверх, за ним последовали Мышелов и Хрисса.

Но в тот момент, когда они свалились наземь, чтобы отдохнуть у задней стенки карниза, и Мышелов, извиваясь, выбрался из лямок своего тяжелого мешка и отвязал от запястья скалолазный шест – потому что даже он превратился в мучительно тяжелую ношу – путники услышали в воздухе привычный уже шелестящий звук, и огромный плоский силуэт медленно скользнул вниз, сквозь обрисовывающий его посеребренный солнцем снег. Он поравнялся с уступом и на этот раз не пролетел мимо, но остановился и завис, словно гигантская манта, обнюхивающая берег моря; а на снегу у края уступа появилось десять узких отпечатков, вдоль которых виднелись следы присосок, словно туда вцепились десять коротких щупалец.

Со спины этого чудовищного невидимки поднялся другой, так же обрисованный снегом. Он был поменьше, ростом и размером с человека. На высоте, примерно там, где у фигуры находилась грудь, была единственная видимая вещь: тонкий меч с темно-серым клинком и серебристой рукоятью, направленный прямо в сердце Мышелова.

Внезапно меч метнулся вперед – почти так же быстро, как если бы его бросили, – следом за ним, с той же стремительностью, рванулся человекообразный вихрь, верхняя часть которого издавала теперь резкий хохот.

Мышелов схватил одной рукой свою отвязанную скалолазную пику и нанес удар по очерченной снегом фигуре позади меча.

Серый меч скользнул вокруг пики и внезапным резким поворотом выбил ее из вялых от усталости пальцев Мышелова.

Черное приспособление, изготовлению которого Искусник Глинти посвятил все вечера Месяца Ласки три года назад, исчезло в серебристом снегопаде и пропало в бездне.

Хрисса попятилась к стене, рыча, брызгая слюной и дрожа всем телом.

Фафхрд лихорадочно нащупывал свой топор, но распухшие пальцы не могли даже стянуть чехол, крепивший лезвие к поясу.

Мышелов, разъяренный потерей своей бесценной пики до такой степени, что ему уже было совершенно наплевать, видит он врага или нет, выхватил из ножен Скальпель и свирепо парировал удар серого меча, который снова молнией метнулся вперед.

Мышелову пришлось отразить с дюжину ударов, и серое лезвие дважды проткнуло его руку, прижав его спиной к стене, почти как Хриссу, прежде чем Мышелов смог приноровиться к своему противнику – который был теперь укрыт от падающего снега и стал полностью невидимым – Мышелов сам бросился в атаку.

Теперь, свирепо уставившись в точку в футе над серым лезвием – в ту точку, где, по всей видимости, находились глаза врага (если, конечно, на голове врага были глаза) – Мышелов с напором устремился вперед, отбивая удары серой шпаги, обводя Скальпель вокруг нее и отдергивая его в самый последний момент, пытаясь сковать ее действия своим собственным клинком и даже нанося стремительные уколы по невидимой руке и торсу.

Трижды Мышелов ощутил, как лезвие пронзало плоть, а один раз оно на мгновение согнулось, встретив на пути невидимую кость.

Противник отскочил назад, прямо на спину незримого летуна, оставив следы узких ступней в собравшемся там подтаявшем снегу. Летун покачнулся в воздухе.

Мышелов, разгоряченный схваткой, чуть было не последовал за своим врагом на эту невидимую, живую, пульсирующую платформу, однако предусмотрительно остановился.

И хорошо, что он это сделал, потому что летун резко нырнул вниз, словно скат, спасающийся от акулы, стряхивая растаявший снег со своей спины и смешивая его со снегопадом. Мышелов и Фафхрд услышали, как последний взрыв смеха, похожий больше на вой, затихает далеко внизу, посреди серебристого мрака.

Мышелов и сам рассмеялся, слегка истерическим смехом, и отступил к стене. Там он вытер свой клинок, почувствовал липкую невидимую кровь и снова нервно рассмеялся.

Шерсть Хриссы все еще топорщилась – и улеглась очень нескоро.

Фафхрд прекратил попытки вытащить топор и серьезно сказал:

– Девушки не могли быть вместе с ним – иначе мы бы увидели их фигуры или следы на покрытой грязью спине этого летуна. Я думаю, что он ревнует их к нам и действует вопреки их желаниям.

Мышелов рассмеялся в третий раз – теперь уже просто дурацким смехом.