Мечи пурпурного царства

Но я и не горел желанием бежать назад к своим соплеменникам. Могу ли я вернуться, неся бремя предательства и позора? Сумею ли выслушать слова презрения, которые мой народ бросит мне в лицо, снести насмешливо-ненавидящие взоры девушек, тычущих пальцами в парня, который проспал и отдал своих товарищей на растерзание кремневым ножам гнусных тварей.

Слезы жгли мне глаза и где-то глубоко внутри росла ненависть, вскипая в моей груди. Мне не суждено было никогда больше носить меч, как подобает воину, не суждено ощущать триумф победы над достойным противником или пасть с честью под стрелами пиктов, топорами Волчьего Народа и Народа Реки. Нет, я погибну от рук тошнотворных отродий, которых пикты давным-давно загнали вглубь дикого леса.

Переполняющая меня ярость осушила слезы, превратив меня в берсерка. Я осторожно повернулся, обхватил рукоять своего топора, вскочил и, громогласно взывая к Иль-Маринену, тигриными прыжками бросился к тварям. И вот так, скача как тигр среди врагов, принялся крушить плоские черепа, подобно тому, как человек давит каблуком скользкую змеиную голову. Отродья дико заверещали от неожиданности и ужаса, но уже через несколько мгновений они сомкнулись кольцом вокруг меня и принялись размахивать каменными ножами. Один из них чиркнул по коже на груди, но что за дело было мне до того, -- красная пелена колыхалась перед моими глазами. Я не понимал, что делаю, но руки, ноги, тело действовали в удивительном согласии. С диким рычанием рубя и круша, я возвышался тигром среди рептилий. Еще секунда и они бежали, оставив меня стоять среди полудюжины уродливых приземистых тел, разбросанных по земле.

Но я не был удовлетворен такой победой и бросился следом, наступая на пятки самому рослому из них (мне он едва доставал головой до плеча), который, похоже, был их вожаком. Он, отчаянно визжа, мелко семенил впереди, полусогнувшись, более всего напоминая чудовищную отвратительную ящерицу, а когда я совсем было нагнал его, вдруг, вильнув по-змеиному, он скользнул в густой кустарник. Но я был не менее ловок и, вломившись в кусты, что было силы рубанул его топором. Кровь оросила листву.

В густых зарослях я разглядел тропинку, к которой он так стремился -- едва различимая, она была настолько узка, что человек нормальных размеров мог только с большим трудом двигаться по ней. Одним ударом я снес мерзкую башку своего врага и, ухватив ее левой рукой за волосы, пустился вперед по змеиной тропе, сжимая в правой руке окровавленный топор.

Кровь из перерубленной шеи убитой мною твари брызгала мне на ноги при каждом шаге. И я вновь подумал о случившемся несчастье. Мы так мало внимания обращали на племя, к которому принадлежала моя жертва, что средь бела дня затеяли охоту в лесу, принадлежавшем этим тварям. Как они называли себя, нам было неведомо, ибо никто из нашего народа не взял на себя труд изучить проклятое шипение, которое они использовали в качестве речи. Мы же нарекли их Детьми Ночи. Они и вправду были ночными тварями, тихо крадущимися в глубинах темных лесов и выбирающимися из своих подземных нор в холмы лишь когда люди, загнавшие их туда, спали. Грязные свои делишки они тоже проделывали всегда по ночам, -- будь то кража заблудившегося в лесу ребенка или убийство взрослого человека исподтишка короткой стрелой с каменным наконечником. Но не только этому были они обязаны своим прозвищем. Народ Ночи пришел из тьмы ужасающей древности как остатки некогда могущественной, но выродившейся расы. Прежде эта земля кишмя кишела подобными созданиями, пока их не загнали в леса свирепые пикты, которые теперь враждовали с нами. Но ненависть и отвращение к Детям Ночи и они, и мы испытывали одинаковые.

Пикты несколько отличались от моего народа по внешнему виду, были меньше ростом, имели темные волосы, глаза и кожу, тогда как мы были выше и мощнее, с волосами цвета пшеницы и глазами синими, как небо. И все же, народы наши произошли от одних предков. Иное дело -- Дети Ночи. С их деформированными телами, желтой кожей и отвратительными харями они казались не людьми, а необычными пресмыкающимися, мерзкими скользкими чудовищами.

Новая волна бешенства накатила на меня, стоило мне подумать о том, с какими тварями я имею дело. Ба! Невелика заслуга -- давить змей или самому погибнуть от их ядовитых укусов. Багровый туман разочарования пришел на смену раскаленной опустошительной ярости, и я поклялся всеми богами, каких знал, излить его, прежде чем погибну, на головы врагов, дабы навсегда остались страшные воспоминания в сознании тех из них, кто уцелеет. Мое племя не станет гордиться и чтить мою память. Мы слишком сильно презирали Детей Ночи. Так пусть память эта хотя бы заставит содрогаться самих тварей. Так я клялся богам, судорожно стиснув в руке бронзовый топор, сидящий на дубовой рукояти и прихваченный для надежности кожаными ремнями.