Мечник. Око Перуна

– Этому горю легко помочь, досточтимый Улов, – сказал Доброшка с самым невинным видом, на какой только был способен, – я бы мог отдавать тебе свою порцию. Я рад буду угостить почтенного воина, грозу морей.

– Достойная речь хорошего человека! – Глаза пожилого варяга загорелись лихорадочным восторгом.

– Мне нужна взамен лишь небольшая дружеская услуга.

– Проси все что угодно, мой юный великодушный друг! – Старый Улоф был в самом благостном расположении духа после выпитой кружечки.

Узнав, что Доброшка хочет, чтобы он помогал на охоте не норвежскому стрелку, а Доброшке, Улоф на мгновение задумался. Он мечтательно взглянул на опустевшую глиняную кружку, запрокинув голову, влил в рот последние капли вина и согласился. Белка, узнав о соглашении, прибавила к порции Доброшки еще и свою. Восторгу Улофа не было пределов.

Во время очередной стоянки Старый Улоф в сопровождении пса решительно двинулся вместе с Доброшкой. Молодой Улоф что-то кричал ему вслед. Похоже, ругался. Доброшка понять не мог. Он с интересом поглядывал на Улофа-Улова – не изменит ли тот своего решения? Но Улов, опустив глаза, лишь что-то сокрушенно пробормотал по-норвежски, подозвал свистом пса и они продолжили путь.

В этот день охота была особенно удачной. Доброшка восстановил пошатнувшуюся славу лучшего стрелка, а Старый Улоф получил целых четыре порции сладкого вина.

Так или иначе, негласное соревнование пришлось к общей пользе. На столах почти всегда было свежее мясо. Солонину берегли для скудных времен.

Один раз устроили большую охоту. И Харальд-конунг самолично пронзил копьем благородного оленя. Устроили большой пир на отлогом берегу. Местные жители, заслышав шум, сначала сбежались к берегу. А потом, разглядев толпу веселящихся вооруженных людей, так же дружно разбежались. Явились с поклоном старейшины ближайшей деревни. Принесли хлеб, мед. Их приняли с честью и одарили подарками.

Больше никаких особенных событий не случалось. Путевая жизнь шла обычным кругом. В размеренном ритме корабельной жизни даже и говорить особенно не о чем. Для большинства случаев достаточно одного слова, а иной раз и того меньше:

– Давай!

– Поднажми!

– Ага.

– Еще давай.

– Хватит. Эй!

– Куда!

– Туда.

– Еще!

– Хорош.

В общем, сплошное «ага», «угу» и кое-что, чего написать нельзя. В такой ситуации Доброшка бы мог совсем разучиться говорить, если бы не Архимед.

Белка совсем отдалилась. Она вполголоса о чем-то разговаривала с Предславой. С улыбкой принимала шутки Алеши. Доброшка упорно искал, но никак не мог найти случая подойти и поговорить с ней о том о сем так, чтобы это не выглядело нарочито.

Как-то раз Белка, вытаскивая из-за борта ведерко с водой, потеряла равновесие и едва не свалилась в реку. Успев в последний момент зацепиться за канат, зависла над волнами. Белая рубаха развевалась по ветру как парус, лицо было испуганным. Доброшка мгновенно вскинулся, успел даже обрадоваться: вот он, случай! Бросился было поддержать ее, но, споткнувшись о лавку, во весь рост растянулся на палубе. Белку одним ловким движением подхватил Алеша. А Доброшка так и остался лежать на просмоленных досках под хохот гребцов. Смеялись вроде по-доброму, но все равно было неприятно.

Белка подошла, участливо погладила по голове и посоветовала впредь внимательней смотреть под ноги. Доброшка наконец встал с палубы. Дружина отсмеялась и забыла, но ему мрачное настроение на весь остаток дня было обеспечено.

Солнце садилось. Доброшка с Архимедом сидели на корме. Лучший стрелок и неудавшийся спаситель сидел понурившись. После случившегося разговаривать не хотелось. Мысль его блуждала кругами. Архимед, казалось, безмятежно смотрел на пламенеющий закат. «Хорошо ему, – думалось Доброшке, – мудрецу девичья любовь ни к чему. И почему мне так не везет?»

– Думаешь, ты первый так страдаешь? Нет, отроче, всякий мужчина вынужден проходить через эти страдания.

Доброшка даже вздрогнул от неожиданности – не иначе как грек подслушал его мысли! Посмотрел с удивлением на седые кудри Архимеда, которые трепал легкий речной ветерок, и спросил напрямик:

– И тебе приходилось?

– Да, конечно, я же сказал, что всем приходится. Ну, или почти всем. Увы, не был исключением и я. Это было давно. Я был еще очень молод.

– И что же, вы поженились? Архимед, дети у тебя есть?

– Если бы у меня были дети, разве я сидел бы сейчас на корме варяжского драккара, плывущего через страну славян, и беседовал с юным колохолмским кметем?

– Почему бы и нет?

– Хе-е… Нет, я бы скорее сидел во дворе своей виллы и читал нотации внукам.

– Ты бы хотел этого?

– Не знаю. Быть может. Но жизнь пошла так, как она пошла. Теперь уже поздно что-то менять.

– Она не согласилась стать твоей женой? Она тебя не возжелала?

– Эх ты, молодой варвар! «Не возжелала…»

– Так, значит, возжелала?

– Не знаю. Могу сказать только одно: я ее и желал, и боготворил, и думал, что не смогу без нее жить… – Взгляд Архимеда затуманился давними воспоминаниями.

– А она?

– Не знаю.

– То есть как – не знаешь? Что она ответила, когда ты сватов заслал? Может, родители запретили?