Мечник. Око Перуна

– Давайте. – Илья подался вслед за Белкой. – Говорят, эта церковь – точно такая, как в самом Царьграде греки строят. Святости в ней – как в твоем улье меду. Благодать прям как обухом по голове. Это если человек грешник неисправимый. А ежели праведник – то ничего, выживет.

Доброшка покосился на воеводу: непонятно, шутит или всерьез говорит. Но на всякий случай заходил осторожно. Мало ли чего… Перекрестился перед вратами. Вошел как нырнул.

Ничего, голова осталась цела. Доброшка посмотрел наверх.

Своды храма уходили на необыкновенную высоту. Пахло ладаном и воском. В полумраке мерцали огни свечей и лампад. Сверху из окошек под куполом падали косые лучи солнечного света. В них матово сверкали золотые, пурпурные, изумрудные и небесно-синие смальты. Суровые лики святых и праотцов взирали со стен. Красота необыкновенная. Слышалось тихое пение. По храму похаживал священник в богатом уборе и помахивал кадилом. Сизый дымок стелился, солнечные лучи в нем становились похожи на сияющие столпы, по которым с Божьей помощью можно забраться на небо. У Доброшки перехватило дух. В маленькой деревянной церкви в родном Летославле все выглядело совсем по-другому.

Доброшка оглянулся. Белка стояла под самым куполом. Ее лицо выхватывал из сумрака луч света. Широко раскрытые глаза смотрели мечтательно. Губы что-то неслышно шептали. «Молитву читает», – подумал Доброшка и сам стал старательно шептать молитвы, которые он выучил с монахом Максимом. «Отче наш», «Богородицу». И даже тот же «Отче наш» на греческом. На него напала странная задумчивость.

«Отче наш, иже еси на небеси…» Доброшка вообразил бескрайнее синее небо, мягкие, пушистые белые облака. На облаке сидит Господь Бог. Как же ему там, наверно, мягко ходить! Вот бы потрогать эти облака. И еще Доброшке казалось, что облака должны быть непременно сладкими и вкусными, как молоко с медом. Особенно вечерние облака, которые подрумянит закатное солнышко. И нет у Господа Бога никаких забот и никаких печалей. Не нужно ему ни от врагов прятаться, ни о хлебушке заботиться. Оголодал – зачерпни пригоршню мягких сладких облаков, да и кушай вволю.

Смотрит он в просветы между облаками на землю, где бегают, копошатся люди. За всеми успевает присмотреть – на то он и Бог. Смотрит и оценивает: кто хорошо себя ведет, а кто – плохо. Кто хорошо, того потом к себе возьмет, в свое Царство. А плохих к чертям в ад отправит. Да и поделом им.

Подошел Илья, тихонько тронул за плечо и показал куда-то вверх. Доброшка посмотрел. Не отойдя еще от своих размышлений, он ожидал увидеть там ни больше ни меньше как самого Господа Бога на облаке. Но увидел всего лишь человека средних лет, стоявшего на хорах – внутреннем балконе храма. Человек был ничем не примечателен. Русые волосы. Простое лицо. Бородка клинышком. Доброшка вопросительно оглянулся на воеводу. Тот склонился к самому уху и прошептал:

– Ярослав! Князь…

Удивлению Доброшки не было границ. Дело было даже не в том, что князь оказался на богослужении. Все-таки Десятинная церковь была на тот момент самой главной церковью в Киеве.

Удивляло другое – выглядел он как обычный человек! Не так в Доброшкином представлении должен был выглядеть владыка огромной державы. Конечно, Доброшка в жизни видел всего двух князей: Харальда-конунга и Ворона. Но все же!

Харальд, особенно когда нарядился в свой «выходной» убор, выглядел, без сомнений, по-королевски. Смотрел соколом. Повадку имел гордую и выделялся даже среди своих дюжих дружинников красотой сильного тела. Конунг был похож на вожака волчьей стаи. Казалось, власть ему принадлежит не только по праву рождения и титула, но и потому, что среди своих волков-викингов он был самым лютым и яростным волком. Отбросив свое королевское происхождение, он мог сойтись в поединке с любым из своих дружинников и вышел бы победителем. Его власть была безусловной, природной властью сильного зверя над менее сильными.

Человек, стоявший на хорах, казался не столько даже слабым, сколько усталым. Он стоял ссутулившись. Плечи его опустились, будто под тяжестью неподъемного груза. В волосах серебрилась ранняя седина. Усталые глаза, обращенные к золотившейся в полумраке иконе Спаса, застыли. Казалось, он не молится, а думает какую-то давнюю, тяжелую думу.

Доброшка смотрел во все глаза. Будет о чем дома батюшке с матушкой рассказать! С самим великим князем Киевским в церкви на молитве стоял!

Вдруг Ярослав будто очнулся от забытья. Повел очами, встретился с Доброшкой взглядом, несколько мгновений смотрел, потом повернулся и скрылся под сводами хоров.

Доброшка спускался с высокого церковного крыльца, переполняемый впечатлениями. В голове теснились вопросы: почему Харальд силен, храбр и на мечах первый, но королевство свое потерял? Ярослав же – на лихого рубаку совсем не похож, а державу свою держит. Как так? Это с одной стороны.