Мечом раздвину рубежи

— Я мог бы дополнить твои рассуждения, но это касалось бы частностей, а не сути. Главное, ты верно поняла, какой должна быть и как вести себя женщина-правительница, будь она законной обладательницей державной власти или любовницей правителя. Я всегда отвечал на все твои вопросы, теперь ответь на мой, ибо мне трудно понять причудливый ход женской мысли и путь перерождения просто человека в человека — вершителя чужих судеб, тем паче когда это слито воедино. Твой холодный, здравый рассудок определил, как умной, красивой женщине, какой являешься и ты, стать при желании полновластной правительницей. Но позволило бы твое сердце, человеческая гордость, женская честь воспользоваться с одинаковой легкостью любым из перечисленных способов, сули он наибольший успех в достижении твоей цели? Иначе какой прок от великого знания, ежели тебе не по силам использовать его в жизни?

— Читая жизнеописания подобных женщин-правительниц, я тоже задавала себе этот вопрос. И поняла, что не смогла бы сделать многое из того, на что решились они. Даже будучи законной правительницей и борясь за власть с соперниками, я не осмелилась бы довести дело до открытой войны с ними, ибо пролитие родной крови, внутренняя смута в державе на руку лишь ее недругам. Как женщина, я не смогла бы стать безропотной, послушной любовницей законного владыки, чтобы тишком править державой за его спиной. Не для того боги наделили меня умом, волей, женской гордостью, чтобы я попрала их, добровольно подчинившись какому-то ничтожеству. Я желала бы править именно благодаря этим дарам Неба, а не скрывая их, выставляя напоказ самые низменные качества! Пожалуй, я смогла бы править державой, будучи женой законного владыки, которая превосходит… которая ничем не уступает ему… ни по уму, ни по силе характера. Но ежели бы у меня не стало мужа, я хотела бы опереться на силу, верную только мне, с которой не были бы страшны ни мятежи воевод, ни козни бояр. Как видишь, я не переоцениваю свои силы и понимаю, что на месте многих из женщин-правительниц не смогла бы достичь их положения.

— Иногда жизнь вынуждает нас делать то, о чем мы прежде не могли и помышлять, — заметил Григорий. — Однако это не относится к тебе: судьбе было угодно распорядиться так, что ты вполне можешь стать полновластной хозяйкой Руси, не переступая через себя. Твой муж — законный владыка державы, ты — великая княгиня, которая ничем не уступает ему… ни по уму, ни по силе характера, — повторил Григорий слова Ольги. — Уверен, что вскоре именно ты станешь править Русью, хотя большинство людей будет считать ее правителем твоего мужа. Но великие князья, особенно любители дальних походов, в любой миг могут оставить жену вдовой, и тогда ей предстоит искать силу, на которую можно опереться в борьбе за власть. Ты нашла такую силу или хотя бы знаешь, где ее искать?

Григорий разговаривал с ней как равный с равной, но Ольга уже не придавала этому значения. Решившись приобрести в нем союзника и, значит, довериться в том, что была вынуждена скрывать от других людей, ей надлежало мириться с тем особым положением, которое приобретал этот человек. Хотя особое положение лишь в том и заключалось, что Григорий мог спрашивать ее обо всем, что хотел знать, и стремился получить на это правдивый ответ. И пусть от излишней настойчивости Григория страдало ее самолюбие великой княгини, Ольга понимала, что подобные разговоры в первую очередь нужны ей. Для того она и беседует подолгу с Григорием, что слышит от него то, чего не могла бы услышать ни от кого больше на всей Руси, а чтобы получить правдивый ответ, надобно самой говорить правду. Вот и сейчас, кому из них — Ольге или Григорию — важнее знать, каким образом сохранить ей власть в случае гибели Игоря? Поэтому и приходится выбирать: блюсти самолюбие великой княгини или, желая получить честный и откровенный ответ на важнейший для себя вопрос, быть с Григорием на равных.

— Нет, я не нашла такой силы, даже не знаю, где ее искать, — ответила Ольга. — Я никто и для дружины, и для боярства, и для князей земель. Мой удел в случае смерти Игоря — вдовая великая княгиня. И только…

— Ты забыла упомянуть еще одну силу, значение которой особенно велико именно в Киеве — горожане и купечество. Горожане — это тысячи воинов городского ополчения, а купечество — это деньги, на которые можно нанять воинов.

— Я думала о тех и других, но… Кто я для них? Я не знаю никого из горожан, ведь я родилась и выросла не в Киеве. Я никогда не занималась торговлей и далека от забот купечества. Я чужая для тех и других.