Мечта

В течение следующих трех дней Луиза и Шарлотта ездили туда одни. Теперь они ездили под предлогом посещения больного пожилого родственника, помогать которому их заставляли семейные обязательства. Они привозили фрукты и вино. Жан был в хорошем настроении, он просил сестру принести стулья, и они разговаривали обо всем, кроме того, что волновало их больше всего. То, что они вели себя как старые друзья, смягчало неловкость ситуации.

Но ни один из них не обманывался насчет другого. Шарлотта разглядывала мрачную общую палату с низким потолком, который, казалось, был готов раздавить ряды узких кроватей. Она видела истощенные лица пациентов и любопытные взгляды, устремленные на них. Она изучала Жана Дюрье, сраженного болезнью гиганта, отыскивая со смешанным чувством ужаса и нетерпения признаки смерти, которые с каждым днем все явственнее отражались на его лице.

Жан тоже внимательно смотрел на женщин. Луиза сидела, как монахиня, с опущенными глазами и сложенными на коленях руками, и он не мог заметить никаких следов греха на ее лице, сохранявшем выражение замкнутости. Шарлотта храбро болтала, то и дело посматривая на него своими ослепительными глазами. Он подумал, что она очень красива, даже слишком красива для жалких остатков его силы.

Однажды Луиза пришла одна. Воспользовавшись возможностью видеть ее наедине, Жан пытался заставить ее заговорить, но она оставалась молчаливой и недовольной и попросила:

— Не спрашивайте. Вы меня мучаете.

— Не бойтесь, — сказал он. — Я бы не стал судить вас, я просто хочу лучше знать вас. — Он добавил: — Если бы я собирался жить, вы бы позволили мне узнать вас лучше?

— О, — в ужасе ответила она, — вы, вероятно, не захотели бы. Ведь я совсем обычная женщина и ничего собой не представляю; никто никогда, в сущности, не интересовался мною, и если бы у вас были здоровье и сила, вы бы тоже, конечно, влюбились в мою сестру.

В тот день Жан взял ее руку и убеждал, что на пороге смерти нет места для лжи. И просил ее не бояться жизни.

Тихо, едва слышно, он начал читать ей стихи, в то время как Луиза смотрела через грязные окна на зимний день, только добавлявший этой сцене мрачности, и слушала, успокаиваемая его теплым голосом с почти женскими интонациями.

Жан просил, чтобы при первой возможности она приходила одна. Сила и живость Шарлотты пугали его и, возможно (если только он мог бы признаться себе в этом), вызывали у него слишком много сожалений. Когда она приходила в палату, то напоминала здоровый цветок, приносящий глоток свежего воздуха в мрачное убожество больницы. Она освещала все вокруг. Шелест ее юбок, ее теплый аромат и звучание ее голоса несли в себе всю соль жизни, и Жан не хотел думать о весне, которой он никогда не увидит, о девушках, которых никогда не будет любить. А с Луизой рядом с собой он мог умереть спокойно.

Вскоре Пелу, адвокат из Ниора, написал, что наследство Луизы — различные акции и другие ценные бумаги — уже реализовано. Можно было публиковать сообщение о ее свадьбе с Жаном Дюрье. Примерно в то же самое время Шарлотта внесла окончательные исправления в роман, над которым она работала вместе с Фредериком, и отнесла его Кенну в «Клерон». Бегло просмотрев первые главы, Кенн уже практически обещал принять его, и теперь он без возражений принял роман целиком.

Шарлотта была уверена в его литературных достоинствах. Она вложила в роман все лучшее, на что было способно ее воображение. Она была прирожденным романистом, и сюжет развивался от одной высшей точки к другой. Естественно, она использовала мужской псевдоним, которым очень гордилась. Не ориентируясь в гонорарах, она не знала о том, что Кенн заплатил ей как начинающему писателю лишь половину обычной ставки за страницу. Она так ждала этих денег и действительно очень нуждалась в них: местные лавочники уже собирались отказать ей в дальнейшем кредите. Теперь она призналась самой себе, что, несмотря на обещания Кенна, боялась, как бы он не передумал в последнюю минуту или не запросил за издание книги гораздо большую сумму, чем та, на которую она готова была согласиться.

Наконец она могла вздохнуть более свободно. Возвращалась надежда. Наступала весна, и она пыталась поверить в то, что Этьен поправится. Она будет в безопасности от денежных неприятностей по крайней мере три месяца.

Как только Шарлотта увидела Фредерика, она сообщила ему, что «Клерон» окончательно принял роман, но эта новость, казалось, оставила студента совершенно равнодушным.

— Вы что, не понимаете? Я говорю вам, что мы продали роман и он на самом деле будет напечатан в «Клерон». Неужели вам не приятно?

— Да, конечно, — сказал он.

Мрачное настроение Фредерика обеспокоило ее. Она чувствовала, что он несчастен из-за нее, что, так или иначе, это была ее вина. Она всегда чувствовала себя слегка виноватой по отношению к нему.

— Как мы будем высчитывать вашу часть гонорара? — спросила она.

— Мне все равно.

— Не будьте глупцом.

— Я ничего не хочу. Вы сделали все одна.