Мечта

Именно такой реакции она и ожидала. Мари почти хотела, чтобы он ударил ее, так отчаянно она желала доказать, что ее ревность обоснованна.

— И после всего этого ты еще можешь говорить, что не любишь ее! — воскликнула она почти торжествующе.

Ему нечего было сказать в ответ. Тома видел, что выхода нет. Он подошел к окну, широко распахнул его, сделал глубокий вдох и понемногу начал успокаиваться.

Мари не плакала, она только чувствовала горечь победы. Тома стало жаль ее. Он подошел, сел на подлокотник кресла и погладил ее по волосам.

— Успокойся, — сказал он, — успокойся. Это все моя вина. Возможно, мне не следовало привозить тебя к себе.

Он долго говорил какие-то слова, и наконец буря улеглась.

На следующий день, ничего не сказав Мари, Тома направился на улицу Месье-ле-Принс. На углу улицы Расина он замедлил шаг, почувствовав, как внутри сжалось сердце. Он не знал точно, что ему делать дальше. Не знал, хочет ли он пойти прямо на квартиру Шарлотты, чтобы попытаться увидеть ее. Он шел, будто его вела чья-то невидимая рука. Откровения Мари накануне вечером взволновали его. Как он мог подумать, будто безразличен Шарлотте, бранил он себя. И все же ему не хотелось признаться, что он испытал большое облегчение, узнав про посылки.

Он настолько запутался в своих мыслях, что сначала даже не заметил группу людей, стоящих на мостовой около одного из домов. Когда он подошел поближе, то удивился их напряженным, неестественным позам, их черной одежде, будто люди собрались на похороны. Раздавались тихие голоса, и Тома увидел черное полотнище с вышитой буквой «Ф», подвешенное, словно занавес, над парадным.

Он не смог ни заметить номер дома, ни прочитать надписи на венках, загораживавших вход, пока не показались гробовщики, которые вынесли покрытый черным гроб. За ними шли женщины в трауре; их лица под черной вуалью показались ему знакомыми.

В этот момент самая изящная из женщин подняла свою вуаль. Тома был потрясен — то была Шарлотта…

Ошеломленный, Тома мгновение стоял посреди дороги. Теперь его утомленный мозг сумел ухватить смысл надписей на венках, качавшихся наверху катафалка: «Моему любимому мужу», «Моему дорогому сыну». Был слышен шепот:

— Бедный Флоке… Такой молодой. И она так преданно ухаживала за ним. Какая ужасная смерть. Бедняжка, это подорвало ее здоровье.

Умер Флоке. Тома застыл на месте. Процессия двинулась вперед, он двинулся вслед, едва ли понимая, что делает. В глазах стояло лицо бледной Шарлотты под вдовьей вуалью.

Он смотрел на склоненные головы родственников покойного, на заднюю часть удаляющегося катафалка, театрально украшенного дрожащими гирляндами бессмертников. Процессия замедлила ход на небольшом уклоне улицы при выезде на бульвар. Прохожие на улице замолкли и, чтобы уступить дорогу, отодвинулись назад, тесня друг друга.

Тома продолжал следовать за печальной процессией, еще не вполне осознавая значение этой смерти. Он даже не знал, что Этьен был болен, и вот теперь его хоронят. Шарлотта стала вдовой.

Мысль о том, что она стала свободной, пронзила его. Тома боялся поверить в возможность счастья, которое еще пять минут назад казалось неправдоподобным, чудом. Счастье? Еще нет. Сам по себе факт, что она свободна, вовсе не означал счастье или надежду на него. Тома должен был хотеть его, а он уже не хотел. Смерть Этьена опечалила его, как могла бы опечалить любая оборвавшаяся жизнь.

Скромные похороны делали мертвого Флоке таким же заурядным, каким он был при жизни. На этом последнем его пути люди проявляли к нему лишь внешнее сочувствие, ведь они знали его отдаленно, только как соседа. Казалось, не было ни одного истинного друга, который бы поплакал у его гроба. Но так только казалось. Поддерживаемая близкими женщина под вуалью отчаянно рыдала, вытирая платочком слезы. Это была не Шарлотта, а мать Флоке, приехавшая из Ниора проводить покойного сына.

Люди шептались между собой.

— Вы хорошо его знали, месье? — услышал он вдруг.

Вопрос задал невысокий пожилой человек.

— Да, я знал его, — ответил Тома и мысленно добавил: «Я почти отобрал у него жену. Я хотел взять все, что у него было. Я никогда не любил его. Он не любил никого, но он умер. Теперь я не могу ненавидеть его. Бедный Флоке! Во всей твоей жизни не было ничего, кроме поражений, теперь я прошу у тебя прощения».

На углу бульвара они были задержаны демонстрацией студентов, выступавших против увольнения одного из профессоров. На мгновение мрачный кортеж был изолирован и потерялся среди кричавших молодых людей.

Затем сопровождающие собрались снова, и Тома увидел Леона Фера с его кузиной Амелией, идущего сразу за семьей Флоке. Тома не стал присоединяться к ним, а пошел позади, замыкая шествие. Процессия достигла церкви Сент-Этьен-дю-Монт, и гроб с телом Этьена оказался в окружении горящих свечей под сводами храма, наполненного громовыми звуками органа. Тома не мог заставить себя войти внутрь.