Мечта

Застывший на месте, Тома мрачно наблюдал за ними. Он никак не мог заставить себя поверить, что это Шарлотта Флоке. Ведь он считал, что она в глубоком трауре и оплакивает недавнюю утрату. Не может быть, чтобы она сидела тут, в «Мабиле», спустя всего пять недель после смерти Этьена. И наедине с Дельбрезом.

Дельбрез! Его связь с Жюстиной не была тайной для Тома. Дельбрез пользовался репутацией абсолютного циника с порочными наклонностями. Среди журналистов о нем ходили скандальные рассказы. Тома не был моралистом и всегда выслушивал их с безразличием, хотя не мог подавить антипатии, которую этот человек в нем вызывал.

Когда он услышал о его отношениях с Жюстиной, то не осмелился спросить ее об этом, решив, что она взрослый человек и сама решает, как ей жить.

Теперь, увидев с Дельбрезом Шарлотту, он неожиданно почувствовал, как в нем просыпаются ненависть и отвращение. Он всегда испытывал это к людям такого типа — извращенцам, культивировавшим разврат как религию. Чего Шарлотте надо от этой акулы? В каких она отношениях с ним?

Тома пристально смотрел на них. Его лицо побледнело, брови нахмурились. Ни он, ни она не почувствовали этого пристального взгляда. Шарлотта смеялась, откинув назад голову, и ее веер закрывал нижнюю часть лица. Дельбрез слегка развернулся в своем кресле, и Тома смог разглядеть его лицо с тонкими лукавыми чертами, обладавшее тем не менее своеобразной красотой. Иссиня-черные волосы были, как всегда, коротко подстрижены и разделены боковым пробором. Губы Дельбреза растянулись в улыбке, и черная полоска усов аркой поднялась над надменным ртом.

Шарлотта была обольстительна в своем розовом платье с глубоким вырезом, оставлявшим обнаженными верхнюю часть рук и плавные выпуклости груди. Вблизи каждое ее движение, несомненно, не оставляло места воображению.

Тома ни к кому не испытывал ревности, исключая тех глупышек, с которыми он встречался, когда был еще совсем молодым. С тех пор он навсегда защитил себя от того, что обычно называл «поражением здравого смысла». Он боялся ревности, полагая, что она унижает достоинство человека, и всегда боролся с ней. Теперь же, увидев Дельбреза рядом с Шарлоттой, увидев, как тот прикоснулся к ней, Тома вдруг почувствовал физическую ревность, невыносимую, почти смертельную.

Он закрыл глаза, с бессильной яростью и горечью вспоминая о долгих месяцах, когда мысль о Шарлотте ни на миг не оставляла его. Он мечтал о ней в своем одиночестве, пока у него голова не начинала идти кругом. Каким же дураком он был!

Он открыл глаза и взглянул на нее. Она была мила, как никогда, более женственна, чем когда-либо, а на ее губах играла новая ускользающая улыбка.

«Мужчины, должно быть, слетаются на нее, как мухи на мед», — подумал Тома.

— Что с вами, Тома? — услышал он голос Дагеррана.

— Ничего, — ответил он. — Совсем ничего.

Ему необходимо было уйти. Если бы он остался, то не смог бы отвечать за себя. Он сам был изумлен своим приступом бешенства. Тома был готов броситься на Дельбреза и разорвать его на части. Но всему этому не было никакого оправдания. Ведь Шарлотта свободна и не принадлежит ему. Тома поднялся.

— Пойдем, — резко сказал он.

Дагерран подозвал официанта, ища деньги, чтобы заплатить по счету. Шарлотта и Дельбрез разом повернулись и увидели собирающихся уходить мужчин.

Увидев Тома, Шарлотта, казалось, обомлела. Ее глаза расширились и стали казаться слишком большими для лица, черты которого сразу заострились, словно от боли. Дельбрез некоторое время колебался, затем поднялся и с неохотой слабо кивнул им в знак приглашения.

— Нет, — сказал почти беззвучно Тома. — Пойдем.

Сухо ответив на приветствие, он большими шагами пошел к выходу, и сбитый с толку Дагерран последовал за ним.

— Бек, — неуверенно окликнул Дельбрез.

Тома не оглянулся. Дагерран с трудом поспевал за ним, пока они не вышли на улицу.

— Куда мы идем? — задыхаясь, спросил он.

— Куда угодно! — коротко бросил Тома.

— Вон там кабриолет, может быть, остановить его? Мы могли бы поехать обратно в редакцию.

Дагерран бросился на мостовую, стараясь догнать удаляющийся кабриолет. Тома остался на тротуаре, вглядываясь в мрачные дома трущобы. Его воспаленный мозг кипел. Когда подъехал кабриолет с Дагерраном, он быстро забрался в него и крикнул вознице свой адрес на площади Фюрстенберг. Извозчик проворчал, что ему уже дали другой адрес, и крепко хлестнул лошадей.

— Поедете домой? — поинтересовался Дагерран.

— Да, — сказал Тома.

Дагерран промолчал, чувствуя, что сейчас не время для спора с другом, и попросил высадить его в ближайшем к его дому месте.

Тома остался один.

Он чувствовал себя одиноким и никому не нужным. Брошенным наедине с самим собой, со своей искалеченной рукой и с горькими мыслями. Перед его взором стояли Шарлотта и Дельбрез. Элегантная пара. А он, Тома, однорук и одинок. Его переполняла болезненная ревность, и вместе с тем он испытывал отвращение к самому себе, что вливало новые порции яда в его голову.