Мечта

— Но тогда, совершенно очевидно, шпионят за нами, — сказала Жюстина. — Бог знает какую ложь могут придумать эти мерзавцы.

— Они могут говорить что угодно. Мне все равно.

Не желая расстраивать его, она прекратила разговор. Через минуту он покинул гримерную.

Жюстина была права. Два дня спустя в скандальной газетке, издаваемой под оптимистичным названием «Жюстисье», появилась в высшей степени клеветническая статья о Тома Беке.

Автор, журналист по имени Вандерфель, заполнил три колонки обвинениями Тома во всех смертных грехах и закончил тем, что он опасный авантюрист и мерзавец. По его данным, Тома соблазнил бедную рабочую девушку из поселка Доре, а когда у нее родился ребенок, отказался его признать. Не желая жениться на скромной девушке и воспитывать ее ребенка, он предпочел предаваться развлечениям со знаменитой актрисой, от которой получал деньги.

Когда Марийер принес экземпляр газеты в редакцию на улице Круа-де-Пти, на Елисейских полях, Тома побелел от гнева.

— Негодяи! — сказал он. — Как они посмели?

— Эта газета, должно быть, была специально основана для подобных гнусных статеек, — сказал Марийер. — Ведь это только второй номер. Готов поклясться, что Вандерфель — просто псевдоним, за которым скрывается кто-то другой.

— Чего они добиваются? — подавленно спросил Тома, огорченный грязной клеветой, брошенной в адрес Мари и Жюстины.

— Они хотят спровоцировать тебя на какую-нибудь глупость, чтобы потом разделаться с тобой в суде.

— Дай Бог мне только узнать, кто они, и я уничтожу их, — сказал Тома вне себя от гнева.

— Конечно, ты этого не сделаешь. Лучше затаись. Не суйся в ловушку, — посоветовал Марийер.

— Ты думаешь, я позволю им позорить моих друзей?

В ближайший день «Жюстисье» не вышла, но на следующее утро появилась, и с другой непристойной статьей о Тома. В ней Тома был представлен чудовищным ловеласом, который не только соблазнял чужих жен, но и жил за их счет.

Была состряпана гнусная история о краже, которую Тома якобы совершил в возрасте восемнадцати лет и за которую он был посажен в тюрьму.

На этот раз Тома было не удержать.

— Я раздавлю этого писаку, разделаюсь с ним навсегда, — поклялся он.

— Тома, подожди, послушай… — просил Марийер, но это был глас вопиющего в пустыне.

В тот день Тома ухитрился узнать адрес, по которому была напечатана газета, и решил туда идти. Марийер сопровождал его, и им обоим пришлось вступить в схватку с печатником и его работниками. Тома, забыв о сдержанности, пустил в ход свою огромную силу и чуть было не убил троих, пока не был ранен Марийер и Тома не увел его в ближайшее кафе. Тома заказал два стакана спиртного. Марийер, смертельно бледный, сидел с запрокинутой головой, тоненькая струйка крови текла из угла его рта.

Вскоре он немного оправился, но пить не захотел ничего. Тома смотрел на него, и страшное предчувствие все больше овладевало им. Однако он не осмелился высказать свои опасения.

— Я стал плевать кровью, когда тот, другой, ударил меня, — сказал наконец Марийер.

— Знаю. — Тома посмотрел на запачканный кровью носовой платок друга, и сердце его сжалось от боли. Наклонившись через стол, он обратился к другу: — Марийер, ты должен сразу пойти к врачу. Идем, мы возьмем кабриолет. Я знаю одного доктора, Бенуа, он живет поблизости от меня. Я хорошо его знаю, он умный человек и знает толк в таких вещах. Он позаботится о тебе.

Марийер смотрел куда-то вдаль.

— Боюсь, уже ничем не помочь, — сказал он.

— Прошу тебя, Антуан. Ты не имеешь права так относиться к себе. Нужно сделать что-нибудь…

— Да, конечно, — устало сказал Марийер. — Он пошлет меня в деревню дышать свежим воздухом, и я умру там от скуки, вдалеке от всех вас. Так дело не пойдет. Что, по-твоему, он сможет сделать для меня теперь? Думаю, ничего.

— Ты хочешь умереть? — сказал Тома волнуясь.

— Не знаю, — спокойно ответил Марийер. — Возможно, это было бы лучшим выходом. Я как-то не сумел постичь смысла существования на этом свете.

Тома не нашелся что ответить. Отчаяние Марийера, его покорность судьбе обезоруживали Тома. У него не было доводов, которые могли бы убедить Марийера в том, что жизнь стоит того, чтобы за нее бороться.

— Все равно пойдем. Если ты не хочешь сделать это для себя, сделай это для меня, для всех твоих друзей.

— Очень хорошо, — сказал Марийер. — Я попытаюсь полечиться. Пойдем к твоему доктору.

Они не смогли найти свободный кабриолет на площади Бурс, и им пришлось сесть на омнибус. Он высадил их на площади Дофин. Марийер всю дорогу стоял и дрожал от лихорадки и усталости. Тома был рядом и поддерживал его.