- Зря геройствовал, - Лиззи устало объяснила, как малому ребёнку, всё так же глядя в сторону, - у меня на подобный случаи амулет был. Мне Марая угрожала, давно ещё, перед императорским балом. А я, знаешь ли, легко складываю два и два, быстро учусь и выводы делать умею по слабым сигналам. Вот и сделала — запаслась на всякий случай. Так что напрасно ты, Зуртамский, портал строил, магию свою расходовал.
Она скривилась презрительно и уколола ещё больнее:
- На меня, простолюдинку.
Опять хотелось одновременно и поцеловать её, и укусить, и обнять, и придушить... Вот только сил не было. Может, и был у неё амулет, а у меня-то не было. И досталось мне по полной. Теперь вот лежу, беспомощный, как птенец, и даже мысли еле-еле движутся в голове. Но язык двигался сам, хотя тоже небыстро.
- Это не магия. И... Марая тебе угрожала? - до меня наконец дошло, что сказала Лиззи, и я даже привстал с подушек, пытаясь по её лицу прочитать ответ. - Но почему?!
Привстал и тут же представил, как выгляжу, - всклокоченные волосы, круги под глазами, больничная рубаха. Дёрнулся поправить хотя бы волосы, пригладил их, но всё бесполезно
- не расчёсанные, они топорщились и не хотели изобразить даже слабое подобие приличной причёски. Я опять откинулся на подушки — слабость изматывала так же, как ощущение себя безобразным чудовищем у ног той, что, стоя рядом, не смотрела на меня.
- Да, господин маг, - купец Ларчинский улыбнулся знакомой улыбкой, улыбкой моей Лиззи.
- Я купил и переслал дочери защитный амулет - у меня есть связи среди артефакторов. Вот только она не сказала мне, что это из-за того, что у неё с кем-то настолько плохие отношения.
Папаша моей девочки глянул на неё строго-вопрошающе. Она хмыкнула недовольно и уставилась на отца. Подвигала бровью, потом двумя, потом сжала губы в точку, но Ларчинский непонимающе пожал плечами и развёл руки в стороны. Её знаки он не понимал.
И она недовольно проговорила, сдерживая раздражение:
- Ну мужчины, ну мужчины!.. Что один, что другой, словно дети! Да ревность это! Ревновала она меня к Зуртамскому... - и прошептала чуть слышно, поджимая в недовольстве губы, - к дубинушке стоеросовому...
У меня на душе потеплело. То ли от того, что у Мараи и в самом деле ревновала, то ли от знакомых слов про дубинушку. Я лежал на подушках и смотрел на знакомый овал лица, на закрытое платье под самый подбородок, на тонкие пальцы, что сейчас были обтянуты изящными женскими перчатками. Какая же она хорошенькая!
- Марая? Ревновала? - уточнил на всякий случай, любуясь своей девочкой.
- Ой, только не надо опять строить из себя непроходимую ту... - купец толкнул дочь в бок, и я бы не заметил, наверное, но она чуть качнулась и прикусила язык, а фразу закончила по-другому, - непроходимое непонимание! «Запомни, он - мой!» - проговорила она пискляво, передразнив, видимо, Мараю. - И ещё магию продемонстрировала, чтобы показать, что не шутит. Ты хоть знал, что ты - её?
И я наконец поймал её яркий голубой взгляд. Он, как и слова, сочился насмешкой. Да что же такое? Как можно быть такой ядовитой?
- Ей не на что было надеяться, - я посмотрел тяжело, пытаясь взглядом сообщить, что следующие мои слова более чем серьёзны. - И её отец знал, что моё сердце занято другой.
Лиззи бросила на меня короткий острый взгляд и задумчиво прикусила губу. И снова спросила ехидно:
- А сама Марая знала об этом?
Интонации этих слов не предусматривали ответа. А я с досадой понял, что любой ответ означал бы то, что и было на самом деле - Марае никто об этом не говорил.
- Мужчины! - и столько пренебрежения было в этом слове, столько уничижения, что я... промолчал. Отвёл взгляд и промолчал - она была права. Быть может, скажи я Марае, что ей не на что надеяться, всего этого не случилось бы?
И я перевёл разговор на другое.
- Так что помолвка? Состоялась? - спросил у купца, не глядя на Лиззи, давя глубокое внутреннее недовольство.
- Зуртамский! - ответила всё же она сама, сверкнув своими невозможными глазами. И так обвиняюще и устало прозвучали эти слова, что мне в который раз за этот разговор стало стыдно. А ведь верно - какая помолвка, если сестра жениха хотела убить невесту?
92. Лиззи Арчинская
Моё потрясение было слишком велико, и нужно было время, чтобы всё улеглось и стало на свои места - слишком много открытий за такое короткое время.
- Надо идти, папенька, - сказала, едва сдерживая чувства и отступая к двери.
- Да, Лиззи, конечно, - отец перевёл взгляд с меня на Зуртамского и с самой доброжелательной улыбкой распрощался с «несчастненьким» раненым: - До свидания, господин маг.
Уже в дверях я бросила взгляд через плечо. Староста смотрел вслед своими тёмными глазами. Теперь на бледном, болезненном лице они казались и вовсе чёрными. Правда или нет, но мне показалось, что там стыла тоска и горечь. Я отвернулась и сделала решительный шаг за порог единственной в нашей академии лекарской палаты, а потом постаралась побыстрее выбраться и из самого медицинского блока.