Между тем парень уставился куда-то в сторону двери, улыбка сползла с его губ, щеки покраснели. Заметив его реакцию, я легко догадалась, кто только что вошел в аудиторию, и стала с сосредоточенным видом просматривать свои конспекты, перелистывать страницы, не видя, что на них написано. Когда Кромвель проходил мимо, я уловила аромат его одеколона – если он, конечно, пользовался одеколоном. От него пахло пряностями. Сердце у меня забилось где-то в горле: Кромвель остановился. У меня участилось дыхание, я начала быстрее листать конспект.
Мне не хотелось поднимать глаза, я просто не могла, а потом…
– Бонни.
Услышав голос Кромвеля, я зажмурилась. В его голосе снова сквозила печаль, как в те моменты, когда он подпускал меня ближе, выглядывал из скорлупы, в которой так долго прятался.
Но сейчас я не желала слышать этот хрипловатый голос. Вчера, когда я увидела его вместе с Кейси, мне стало больно, поэтому я не поднимала глаз. Я страшно не выспалась, устала и замучилась, поэтому боялась, что просто не выдержу, если снова увижу его лицо.
Мои плечи напряглись, по спине побежали мурашки. В конце концов Кромвель пошел дальше и устроился на одном из верхних рядов.
– Придурок, – пробормотал Брайс сквозь зубы. Я сделала вид, что ничего не услышала.
В аудиторию вошел Льюис.
– Откройте страницу двести десять. Сегодня мы будем изучать концертную музыкальную форму.
Я открыла учебник и какое-то время вообще не думала о Кромвеле, пока Льюис не сказал:
– Кромвель, мне нужно поговорить с вами сегодня в конце дня.
Я собрала вещи и поскорее вышла из аудитории. Нетрудно догадаться, о чем профессор Льюис хочет поговорить с Кромвелем.
– Бонни!
Меня догнал Брайс.
– Да?
– Ну, так что, завтра встречаемся?
Брайс снова потер шею, и я сообразила, что это признак нервозности.
– Встречаемся, – подтвердила я.
– Тогда, может, в восемь часов в кофейне «Джефферсон»?
– Отлично.
Я слегка расслабилась. Кофейню я знала как свои пять пальцев, так что пережить свидание будет легче, если пойти туда. Я и в субботу туда собиралась, как раз не будет толпы студентов, потому что в этот день они, как правило, ходят в Амбар. Так что можно без опаски сходить в кофейню два вечера подряд, меня все равно никто не узнает.
Брайс взял меня за руку и слегка пожал.
– Тогда увидимся.
– Увидимся.
Некоторое время я смотрела ему вслед. Брайс был милым и добрым. Человек, обладающий такими качествами, вполне годится для того, чтобы сходить с ним на свидание, после чего уже нельзя будет говорить, что я ни разу в жизни не была на свидании. Такой парень не заставит меня чувствовать себя еще хуже, потому что у меня и без того на душе паршиво.
Я полезла в сумку, чтобы достать жвачку, а когда подняла глаза, увидела, что возле аудитории Льюиса, привалившись к стене, стоит Кромвель. Он находился достаточно близко и наверняка слышал разговор с Брайсом.
Кромвель смотрел на меня хмуро, почти сердито. Ну и наплевать. Потому что ночью я видела только полуголую Кейси в его постели, всклокоченные волосы и потную, поднимающуюся грудь.
Расправив плечи, я прошла мимо Кромвеля и вышла на улицу, в объятия прохладного осеннего дня. Пронизывающий ветер приятно освежал горящие щеки. Интересно, есть ли лекарство, приняв которое я перестану так реагировать на появление Кромвеля?
Вероятно, лучше всего тут поможет принцип: с глаз долой – из сердца вон.
Итак, я твердо решила держаться подальше от этого типа. Оглянувшись, я снова увидела его: он стоял возле дверей и курил, не сводя с меня пристального взгляда. В его синих глазах явственно проглядывала грусть, и у меня перехватило дыхание.
Поэтому я пониже опустила голову и отправилась на следующую пару.
Больше я не оборачивалась.
Глава 12
– Что?
Я не верил своим ушам.
– Начиная с сегодняшнего дня ты будешь работать один, – повторил Льюис. – Я решил разделить вас с мисс Фаррадей. Заниматься в паре у вас не получается. Вы до сих пор не создали даже отрывка. – Он пожал плечами. – Некоторые люди не могут творить вместе, так что теперь у тебя есть возможность работать над композицией самостоятельно.
Я потрясенно уставился на Льюиса. Бонни больше не хочет работать вместе со мной. С упавшим сердцем я сел на свое место. Перед глазами стояло ее лицо. Тогда, в среду, она стояла перед дверью и увидела меня, увидела Кейси в моей постели. Я поерзал на стуле, и тут меня как ножом ударили.
Бонни страдала, я видел это в ее карих глазах.
Это я причинил ей боль.
Той ночью я сразу спровадил Кейси – не смог продолжать то, чем мы занимались до того, как раздался стук в дверь. Я видел только лицо Бонни. Даже будучи в стельку пьяным, я понял, что крупно накосячил.
И вот я сидел перед Льюисом, и мое плечо горело огнем в том месте, где его касалась ладошка Бонни, пока я играл на пианино. Тогда, к моей огромной досаде, я даже не осознавал, что именно играю. А играл я ту самую вещь, к которой когда-то решил больше не возвращаться.
Бонни ее слышала.
До сих пор эту музыку не слышал никто, кроме меня самого.
– Кромвель, – сказал Льюис, выводя меня из задумчивости.
– Отлично, мне все равно.