Мечта для нас

Чувствуя, как отчаянно колотится сердце, я позволил своему мозгу делать то, для чего был рожден: превращать цвет в звук, так чтобы он взрывался в моем сознании, как фейерверки в Ночь Гая Фокса. Мои мышцы расслабились, и музыка полилась потоком, впитываясь в каждую клеточку моего тела. Когда мои внутренние барьеры рухнули, напряжение, владевшее мною так долго, ушло, изгнанное голосом Бонни.

Я кивал в такт музыке до тех пор, пока Бонни не изменила тональность. В вереницу фиолетово-синих, зеленых и розовых фигур подобно молнии вклинилась зазубренная темно-синяя линия.

– Здесь. – Я открыл глаза.

Бонни перестала играть, пальцы ее замерли на струнах. Я подался вперед, вгляделся в музыкальный рисунок, оставшийся перед глазами, выискивая то место, где ровная канва мелодии нарушилась.

Бонни наблюдала за мной, затаив дыхание. Она так сильно сжимала гриф гитары, словно не осмеливалась пошевелиться. Я придвинулся вместе с табуретом и сел напротив девушки, но до гитары по-прежнему было не дотянуться, так что я придвинулся еще ближе, и наши с Бонни колени соприкоснулись. Она посмотрела на меня снизу вверх, и я ощутил запах мятной жвачки, которую она постоянно жевала.

– Сыграй последние несколько тактов. – Мы смотрели друг другу в глаза. Бонни заиграла, и цвета окатили меня бурным потоком. Я замер, в груди разливалось приятное тепло.

Когда темно-синий цвет вклинился в стройный рисунок, я накрыл пальцы девушки ладонью. Закрыв глаза, я переместил ее руку, сжимающую гриф гитары, чтобы она могла взять нужные мне ноты, и скомандовал:

– Играй.

Бонни повиновалась, и я снова передвинул ее руку.

– Еще раз.

Я сдвинул один палец.

– Еще раз.

Снова и снова я ее поправлял, следуя оставшемуся в памяти музыкальному рисунку. Мысленно рисовал ноты, пока они не сложились в созданную Бонни мелодию.

Я убрал руки от гитары, а девушка продолжила играть. Она тихонько напевала, и ее дыхание согревало мне ухо. Я придвинулся ближе, чтобы лучше разглядеть танцующий перед глазами фиолетово-синий цвет, и слушал, пока не отзвучала последняя нота и сплетающийся в моем сознании рисунок не оборвался.

Дыхание Бонни стало частым и хриплым. Я медленно открыл глаза и обнаружил, что моя небритая щека почти касается щеки Бонни, а ухо почти соприкасается с ее губами.

Оказывается, я успел придвинуться почти вплотную, чтобы лучше слышать ее пение, этот великолепный фиолетово-синий цвет.

Бонни затаила дыхание. Я наклонился еще ближе, не желая отстраняться, медленно запрокинул голову, так что наши носы почти соприкоснулись. Глаза у девушки стали просто огромными, взгляд неуловимо изменился, и мне бы очень хотелось понять, о чем она сейчас думает.

– О чем… – Я сглотнул. – О чем ты думала?

– Кромвель… – прошептала Бонни слегка дрожащим голосом. – Я бы никогда… У меня не получится создать ничего подобного. – Ее щеки покраснели. – Без твоей помощи.

Сердце отчаянно заколотилось у меня в груди.

– Я просто следовал за цветами. – Я кивнул на нее. – За цветами, которые ты создала.

Бонни пристально посмотрела мне в глаза, так, словно могла прочесть мои мысли. Словно хотела заглянуть мне в душу.

– Именно поэтому Льюис пригласил тебя сюда. Он знал, что внутри тебя все еще живет этот дар. Льюис его разглядел. – Темные брови девушки дрогнули, на милом лице появилось сочувственное выражение.

– Почему, Кромвель? Почему ты борешься со своим даром?

Мне за шиворот будто высыпали ведерко льда. Я отпрянул, подсознание побуждало меня бежать или хотя бы сказать какую-то гадость, чтобы оттолкнуть Бонни, как вдруг ее рука выпустила гриф гитары и коснулась моей щеки. Я застыл, это прикосновение словно пригвоздило меня к месту.

В горле встал огромный ком, я боролся с желанием сорваться, но, посмотрев в ее глаза, не смог двинуться и проговорил:

– Потому что этот дар мне больше не нужен.

Ее теплая ладонь по-прежнему прижималась к моей щеке. Какие у нее нежные пальцы.

– Почему?

Я не ответил, и на глаза Бонни навернулись слезы. Неужели она разглядела что-то в моем взгляде, услышала что-то в моем голосе?

И все же я не мог ей ответить.

Рука Бонни выскользнула из-под моей, и я почувствовал себя так, словно меня вытолкнули из тепла обратно в промозглую английскую зиму. Все вокруг вдруг стало холодным и скучным, лишенным тепла. Бонни улыбнулась и снова коснулась гитары. Морщинки на ее лбу разгладились.

– Я не помню новые аккорды.

Я поднялся с табурета и встал за спиной у девушки.

– Сдвинься вперед.

Бонни выгнула шею и посмотрела на меня снизу вверх. У нее расширились зрачки, и все же она сделала, как я просил. Я сел позади нее.

Она все еще была недостаточно близко, и тогда я обнял ее за талию и подтянул ближе, так что ее спина прижалась к моей груди. Бонни удивленно ахнула.

Мои голые руки легли поверх ее рук, татуировки казались яркими вспышками на фоне белых рукавов ее джемпера. Я почти уткнулся подбородком в ее плечо и услышал ее резкий вдох – он походил на красно-коричневую вспышку.