– До тебя мне далеко. – Он вздохнул и постучал себя по виску указательным пальцем. – Я убежден: содержимое моей черепушки напрямую связано с твоим сердечком. – У меня внутри все упало. – Думаю, когда нас только зачали, я уже был связан с тобой. Когда твое сердце начало отказывать, то же самое случилось и с моим мозгом.
Я передвинулась, так чтобы сесть напротив брата, и сжала его щеки ладонями.
– Между твоим мозгом и моим сердцем нет никакой связи, Истон. Твое здоровье в полном порядке. – Я коснулась кожаного напульсника, который брат носил не снимая, и сдвинула его, так что стал виден шрам на запястье. У Истона на скулах заходили желваки, когда я провела пальцем по выпуклому рубцу.
Грудь обожгло резкой болью.
– Ты должен мне пообещать, Истон. – Я посмотрела в его голубые глаза. – Пообещай, что всегда будешь сильным, вне зависимости от того, что случится. Не поддавайся своим внутренним демонам. – Истон отвел глаза, и я потянула его за руку. – Обещай, что поговоришь со своим психотерапевтом. С мамой, папой, с Кромвелем. Хоть с кем-нибудь.
– Кромвель ничего не знает. Только вы, ребята, в курсе.
– Тогда поговори с нами. – Я с тревогой смотрела на брата. – Как ты сейчас?
– Грущу, – ответил он, разбив вдребезги остатки моего бесполезного сердца. – Из-за тебя. Я волнуюсь о тебе, а не о своей голове.
Облегчение несколько ослабило боль в груди – в последнее время она мучила меня постоянно.
Истон улыбнулся, так что мне стало тепло на душе, и протянул руку, оттопырив мизинец. Я ухватилась за него своим.
– Обещаю.
Я улыбнулась и снова откинулась на подушку. Веки налились тяжестью.
– Все будет как в прошлый раз. – Я повернула голову, не отрывая ее от подушки, и поглядела на брата. Тот выгнул бровь. – Я про грядущую операцию. – О том, что операция может не состояться, я промолчала, как и о том, что подходящее сердце может не найтись. Никогда не позволяла себе высказывать такое вслух, чтобы не лишать родных надежды.
Лицо Истона болезненно исказилось – очевидно, в его душе тоже боролись боль и призрачная надежда. Я улыбнулась и сказала:
– Я проснусь, а вы будете рядом со мной: ты, мама, папа и…
– И Кромвель, – закончил за меня Истон.
Я посмотрела в глаза брату и, собрав все мужество, о наличии которого даже не подозревала, повторила:
– И Кромвель.
Выражение его лица неуловимо изменилось.
– Думаю, он тебя любит.
Слова брата меня обескуражили. Сердце бухало в груди, как баскетбольный мяч, из которого медленно выпускают воздух – я слышала, как оно тяжело и неровно бьется. На миг я потеряла дар речи. Истон продемонстрировал мне сжатый кулак, и я увидела, что костяшки пальцев покраснели.
– Сегодня ночью я ему врезал.
– Нет, – прошептала я. На большее сил у меня не хватило.
– Я видел вас двоих в Чарльстоне. Видел, как ты его целуешь. – Я почувствовала, как жар приливает к щекам. – И я видел, как ты на него смотришь. – Истон вздохнул. – И как он на тебя смотрит.
– И как же?
– Как будто ты для него – воздух. Как будто ты – вода, способная залить бушующее в его душе адское пламя.
– Истон, – выдохнула я. От счастья мне стало тепло.
– Я должен был удостовериться, что он тебя не обидит. – Истон снова сдвинул напульсник так, чтобы тот закрывал шрам на запястье. – Мне нужно было убедиться, что ты для него не просто развлечение. – Он помолчал, потом грустно проговорил: – Особенно сейчас.
Я улыбнулась, хотя губы дрожали.
– Ты всегда обо мне заботишься.
– Всегда, Бонни. И впредь буду заботиться. – Он улыбнулся – словно солнце выглянуло из-за облаков в осенний день. – Я же твой старший брат, помнишь?
Я возвела глаза к потолку:
– Да уж, ты на целых четыре минуты старше.
Он перестал улыбаться.
– Неважно. Все равно я твой старший брат и должен был убедиться, что Кромвель тебе не навредит.
– Он мне не навредит, – выпалила я, не задумываясь. На душе у меня вдруг стало очень спокойно, потому что я поняла, что это правда. Я знала: Кромвель не сделает мне больно. Я вспомнила о его темно-синих глазах, о растрепанных волосах и оливковой коже, о татуировках, покрывающих его тело, о сверкающих колечках пирсинга, и мое ленивое сердце снова начало биться быстрее и ритмичнее.
Кромвель Дин давал моему сердцу силы.
– Он тебе тоже очень нравится, да? – спросил Истон. Я посмотрела ему в глаза и немедленно покраснела: пока я мечтала о Кромвеле, брат за мной наблюдал.
– Он не такой, как все думают. – Я обвела кончиком пальца розочку на покрывале. – Да, он мрачный и резкий. Когда мы только познакомились, он вел себя просто ужасно. – В памяти зазвучало эхо сочиненной Кромвелем музыки, и мне показалось, что мое тело стало невесомым, и я вот-вот воспарю над кроватью. – Но теперь все изменилось.
– Вот как?
Я покачала головой: