— Разве Светку поймешь? Она же постоянно врет. Вернее, врала, — спохватившись, поправилась девчонка. — Раньше все заливала, что была самая красивая в детдоме, и все мальчишки сходили из-за нее с ума, потом плела, что муж у нее самый умный и вроде бы изобрел какой-то уникальный продукт и что дома у нее стоит какой-то необыкновенный рояль и столько антикварной мебели, что хоть музей открывай. Смешно, ей-богу! А то я не знаю, какая у нашей директрисы зарплата! Ну, наряды у Кругловой, само собой, самые лучшие, любовники самые красивые, друзья самые богатые и все в таком вот роде. А недавно новая фантазия прибавилась — у нашей Светочки выискались родственнички. Правда, с теми не все гладко. У папаши, Руслана Ножкина, что-то со здоровьем, он, бедный, по больницам мыкается. Светка с этим своим Русланом носится, вернее, носилась как с писаной торбой. Все время в клинике пропадала, к операции его готовила. Зато младшая Светкина сестренка Даша — умница и отличница. Светка ее за границу собралась отправить учиться. Кажется, в Швейцарию. Но самое прикольное — объявился у нашей Светочки какой-то родственничек по имени Иван, вроде как известный певец. Да только я не верю ни единому Светкиному слову, Круглова всегда пускала пыль в глаза, чтобы быть круче всех… Делать мне нечего, буду я ее треп слушать…
Олеся презрительно дернула плечом и продолжала:
— Меня, сама понимаешь, больше волнует Генка. Ничего так мужчинка, хотя и женатый. Причем жена у него вечно беременная. Ой, хочешь прикол? — вдруг оживилась менеджер туристической фирмы. — Вчера, когда Светлану грохнули, у Генки дочь родилась. Он, как идиот какой-то, проторчал весь день в клинике рядом со своей женушкой и, когда узнал о несчастье, поклялся назвать малышку Светочкой. Смешно, правда? Я, честно говоря, думала, что мы встретимся как обычно, но нет, Генчик как вперся с утра пораньше в роддом, так и просидел там до поздней ночи. Я звонила, звонила, пока на него врачиха какая-то не заругалась. Сама слышала, как она орала, что эти звонки, видите ли, очень расстраивают его жену и мешают бедняжке нормально рожать. Скажите пожалуйста, какая цаца, родить она не может! Да с ее габаритами можно пятерых за раз на свет произвести, не то что одного недоноска…
Зазвонил телефон, и Олеся, чертыхнувшись, сняла трубку. С минуту она молчала, а потом безразличным голосом сказала:
— Завтра так завтра, мне все равно.
И, нажав на клавишу отбоя, раздраженно пояснила:
— Строители, сволочи, про смерть Светки пронюхали. Теперь, думаю, вообще никогда ремонт не закончат. Будут изо дня в день завтраками кормить, а мы так и будем сидеть в этих руинах.
И тут только я заметила, что офис «Зиг-зага» действительно находится в стадии ремонта. Два стола сдвинуты к центру комнаты, освобождая подход к дальней стене, пол застелен целлофановой пленкой, а на покрашенных бежевой красочкой стенах белеют пятна штукатурки.
— Три четверти работы сделали, деньги получили, а теперь начинается — придем завтра, придем послезавтра… — ворчала Олеся. — Вот сейчас еще утро, что бы им не прислать кого-нибудь к обеду да не закрасить эту проклятущую стенку…
Я уже не слушала ее недовольное бормотание, окрыленно направляясь к выходу. Подумать только! Уже в четверг я буду сидеть в самолете, держащем курс на Африку, а все мои проблемы останутся здесь, в Москве. Не надо будет никому доказывать, что я не верблюд и что я не убивала эту самую Круглову, которая, оказывается, сирота и выросла в детдоме. Жалко, конечно, Стервозу, с самого детства не везло ей в жизни, но, честное слово, я здесь ни при чем.
Домой я прилетела словно на крыльях. Я ужасно торопилась, мечтая рассказать Оганезовой о своих успехах. Ворвалась в комнату и застала подругу, спасающую остатки хлеба с вареньем. Наталья отрезала тоненькие ломтики от оставшейся половины батона, окунала их в банку и, подождав, пока хлеб пропитается сиропом, по-гурмански крутя носом, поедала сладкие бутерброды. Завидев меня, приплясывающую в дверях, Оганезова с трудом проглотила то, что успела набить себе в рот, и с любопытством спросила:
— Ну что, узнала что-нибудь интересное?
— Лучше, Наташка, в сто раз лучше! — запрыгала я от распиравшего меня счастья. — Я купила тур на Занзибар!
В комнате повисла долгая тишина, после которой особенно пронзительно прозвучал крик Оганезовой: