Мечта о Просвещении. Рассвет философии Нового времени

Предположим, я вижу шар, двигающийся по прямой линии по направлению к другому; я немедленно заключаю, что они столкнутся и что второй шар придет в движение. Это вывод от причины к действию. И такова природа всех наших рассуждений в житейской практике. На этом основана вся наша осведомленность в истории. Из этого выводится и вся философия, за исключением геометрии и арифметики. Если мы можем объяснить, как получается вывод из столкновения двух шаров, мы будем в состоянии объяснить эту операцию ума во всех случаях[655].

Почему мы заключаем, что второй шар будет двигаться, если первый его ударит? Суждение об этом, отмечает Юм, не может быть чем-то подобным математическому доказательству. Мы не можем доказать, что второй шар должен двигаться, потому что в этом нет никакого долженствования. Шар может не сдвинуться с места. Мы с уверенностью ожидаем, что он будет скользить по столу, когда другой шар попадет в него, но мы также признаем теоретическую вероятность, что он этого не сделает. Вспомните ответ Юма, когда Босуэлл спросил его, может ли жизнь существовать после смерти. Да, Юм предполагал, что может, – точно так же, как возможность того, что кусок угля не будет гореть в огне. На самом деле Юм, конечно, был уверен, что уголь сгорит в очаге, как и в том, что он сам не будет гореть в аду. Но он не стал бы заявлять, что способен продемонстрировать что-либо из этого. Точно так же любая предполагаемая демонстрация того, что второй бильярдный шар должен двигаться, была бы здесь неуместна. Она доказывала бы слишком многое. Это исключило бы то, чего нельзя исключить.

Если не может быть никаких доказательств того, что бильярдный шар будет двигаться, как не может быть доказательств того, что кусок угля воспламенится, откуда тогда наша уверенность? Юм утверждал, что в каком-то отдельном шаре мы не можем обнаружить ничего, что указывало бы на то, что он будет сдвинут другим. Наше ожидание исходит из того факта, что мы наблюдали множество шаров или подобных объектов, которые ведут себя одинаково:

Каждый объект, подобный причине, всегда производит некоторый объект, подобный действию. ‹…› повторяя опыт с теми же самыми или сходными шарами при тех же самых или сходных обстоятельствах, я нахожу, что за движением и касанием одного шара всегда следует движение другого[656].

Таким образом, наша уверенность в таких выводах о причинах и следствиях проистекает из регулярности, которую мы наблюдали в природе. В общем, «все рассуждения из опыта основаны на предположении, что в природе будет неизменно сохраняться один и тот же порядок»[657]. Или, как сформулировал это Юм, «будущее должно соответствовать прошлому»[658].

И на чем основано это предположение? Согласно Юму, это не может быть установлено с помощью какой-либо демонстрации, так же как не может быть демонстрации того, что конкретный шар должен двигаться или кусок угля должен сгореть. Такое доказательство опять-таки свидетельство слишком многого. В конце концов, возможно, что в один прекрасный день природа больше не сможет «сохранять один и тот же порядок».

Если мы не можем продемонстрировать, что будущее будет соответствовать прошлому, можем ли мы хотя бы предложить какое-то доказательство, что оно, вероятно, так и сделает? В каком-то смысле нет, не совсем, утверждал Юм, потому что это значило бы ходить по кругу. Если меня спрашивают, почему я ожидаю, что за определенными событиями последуют определенные другие события, и я отвечаю, что, как правило, так происходит, то это звучит вполне приемлемо. Но если меня сейчас попросят пойти дальше и предоставить доказательства принципа, что будущее будет напоминать прошлое, что я могу предложить, кроме свидетельств того, что так уже было в прошлом? По словам Юма, это не ответ, так как по сути он ничего не добавляет к сказанному, а именно что прошлое – это руководство к будущему. Получился бы просто повтор.