Мечта обретённая

Баллон дирижабля, как оказалось, имел специальный зеркальный режим. Одинокая высвечиваемая звёздами коляска на площадке перед входом выглядела как необычный памятник на невысоком постаменте, и тем страннее было забираться внутрь.

Под сиденьями обнаружились два дополнительных отсека, судя по содержимому — специально на случай незапланированных остановок. Пледы оказались достаточно тёплыми, чтобы летней ночью скорее вызывать желание откинуть их, чем натянуть, а подушки достаточно объёмными, чтобы скрыть неровность перехода маленького подлокотника в жёсткий металлический борт. Длина диванов чуть-чуть не давала вытянуться в полный рост, но я забрался повыше на подушку и подложил руки под голову. У Виграфа площадь полезной поверхности оказалась ещё меньше за счёт приборной панели, но он поступил наоборот: тоже оперев голову на руки, кинул подушку на противоположную сторону, сглаживая неровности, и выставил ноги по колени за борт.

— Тебе так удобно? — удивился я.

— Конечно. Звёзды прямо над головой.

Вид действительно открывался умопомрачительный. Землю окутывала тьма, но с каждым метром вверх света становилось больше, а в самом небе сверкали звёзды в таком количестве, что мне и сравнить было особо не с чем. На «даче» Одиночки Томаса в предгорье видели что-то подобное, в убежище Эрго — уже нет, там небо слишком сильно закрывали облака.

— Ты не шутил про богиню вулкана? — спросил я, поймав недавнюю мысль.

— Так и есть, селяне внизу считают её богиней, — Виграф повернул голову в мою сторону. — Практикуют обряды, которые, как считают, должны привести её в хорошее расположение духа, упоминают в быту соответственно ситуации, носят дары, положенные традициями. Обычно это что-то съестное.

— А она им?

— А она им себя, такой, какая есть. Ты по-прежнему думаешь, что местные живут плохо и их надо освободить?

— Не хочу я никого освобождать! — с жаром отверг я. Сбавил тон на пару тонов. — Я разобраться хочу. Она действительно считает, что ничем им не обязана?

— Говорит она так. Но ты же не будешь утверждать, что люди всегда говорят правду?

— И зачем бы ей врать нам? — иронично поинтересовался я.

— Зачем обязательно нам? — изобразил удивление Виграф. — Скорее уж, себе. Стихийные бедствия, как ты догадываешься, здесь происходят не так часто. Поэтому отдельный человек имеет полное право не знать, как он поступит в такой ситуации, и говорить о себе всё что угодно. Но понятно станет только при наступлении события.

— Хочешь сказать, сейчас она открещивается от людей всеми силами, а потом вдруг захочет защитить?

Виграф вздохнул и взял паузу.

— Расскажи мне о Правителях, Маркус. Я не убегаю от темы, всего лишь ищу лучшую возможность донести до тебя свои мысли.

— Они не такие, — сходу выдал я. Начал разворачивать мысль: — Всё время, что я с ними общался, они волновались о своих народах. Не каждую минуту, понятно, но… Для них это действительно важно. Есть те, кто считает созданных людей полноценно живыми и относится к ним соответствующе. Есть те, кто считает их бездушными инструментами. Но это всё равно их инструменты, которые некому беречь и сохранять, кроме тех, кто их создал!

— А чем они занимают своё время?

— Хм… правят, в общем-то.

Было затруднительно объяснить человеку, не имевшему соответствующего опыта, в чём заключается суть процесса. Логика подсказывала, что надо спроецировать заведование хозяйством отдельного замка на большие масштабы — но ведь это не являлось правдой. Даже управление городом имело другую направленность по отношению к стоящему в нём дворцу.

— В стране всегда полно дел, было бы желание ими заниматься. Но дело даже не в этом. Всё становится гораздо сложнее, когда берёшься за это сам. В какой-то момент со мной поделились очевидной, вроде бы, мыслью, хотя чрезвычайно сложной для понимания в других условиях. Ты можешь строить какие угодно планы и как угодно воспринимать себя на той должности, которую занимаешь. Можешь с какой угодно скоростью выполнять поставленные задачи и выбирать их из числа возможных. Суть в том, что ты никогда не сможешь адекватно оценить свою деятельность.

— Поясни, — попросил Виграф, разглядывая звёзды.

— Вот есть ты, конкретный человек с конкретной работой. Не важно, министр, первый министр или глава государства. Тебе будут ежедневно сообщать о десятках самых различных задач — разного уровня сложности, масштаба, с разным сроком действия, с разным сроком решения. Их надо будет разбирать. Что бы ты ни делал, у тебя окажутся первоочередные задачи, второй очереди, третьей и не стоящие твоего внимания. Не стоящие не потому, что они какие-то не такие, а потому, что ты такой, какой есть: в единичном экземпляре и живущий в сутках, в которых двадцать четыре часа. Ты можешь пойти на принцип и заниматься всеми поступающими делами, но сил это заберёт массу, а толку окажется не сильно больше. Потому что большинство маловажных дел могут без проблем выполнить другие, у которых вполне хватит для этого компетенции.

— Я понял. Продолжай.