Мечта. Шарлотта Морель

Его собеседник покраснел и произнес что–то невразумительное. В этот момент распахнулась дверь, и на пороге показались дети, которые нервно поглядывали на однорукого незнакомца, разговаривающего с их отцом. Младшая, девочка, подбежала и прижалась к коленям матери, и мадам Ругемон обняла ее, как будто кто–то собирался ее похитить. Старший, мальчик лет двенадцати, стоял на пороге с бледным лицом и наблюдал за Тома. Он был слишком перепуган, чтобы войти в комнату.

Тома вздрогнул. У мальчика были тонкие черты лица, серые глаза и четко очерченный рот. Он был живой копией Жана Херца.

Тома повернулся к мадам Ругемон. Она сидела на стуле и в страхе прижимала к себе младшего ребенка. Ему стало жаль ее. Она смотрела на него с мольбой, и Тома вдруг ясно почувствовал, что какими бы ни были превратности судьбы этой женщины, она невиновна.

Тома быстро вышел. Оказавшись на холодном воздухе, он приободрился, хотя никак не мог избавиться от чувства неловкости, которое испытал в доме Ругемонов.

Он не знал, что и подумать. Ему почему–то не верилось, что произошла ошибка, и канцелярия тюрьмы зарегистрировала смерть Жана Херца. Он хорошо запомнил, как выглядели показанные ему документы: под напечатанными словами были сделаны записи от руки. Не было никакой печати или штампа, которые доказывали бы, что письмо действительно пришло из мест заключения. Теперь Тома был полностью уверен в том, что одна бумага фальшивая. Это было первое, к чему он теперь пришел. Другой документ, полученный из министерства, также мог быть подделкой. Изготовить его могло любое заинтересованное лицо, например, человек, который давно любил мадам Херц. Возможно, это был Ругемон…

Все дело выглядело бы довольно романтично, если бы Тома не чувствовал, что здесь кроется какая–то коварная тайна. В любом случае было уже поздно что–либо изменить. Эта женщина выбрала себе другую судьбу. У нее были дети. Сомнения, поселившиеся в ее сердце, могли разрушить ее будущее. Может быть, следует оставить все как есть, ничего больше не объяснять и просто ждать? Но что он скажет Херцу? Можно попытаться убедить его смириться с таким положением. Но согласится ли он?

Эти вопросы долго мучили Тома, прежде чем к нему с новой силой вернулось желание увидеть Шарлотту. Он направился на улицу Месье–ле–Принс, где уже был в тот день во второй половине дня. Он знал, что найдет ее за письменным столом и помешает ей работать, но в тот вечер это для него не имело значения.

Шарлотта действительно была дома. Она открыла дверь сама, закутанная в старый халат и с распущенными волосами, как будто только что вылезла из постели. Анник уже ушла спать.

Она обрадовалась, увидев Тома. В тот вечер ей не писалось, и она хотела с кем–нибудь поговорить. Он сказал, что уже приходил к ней, и в этот момент увидел лежавшие на диване открытые коробки.

— Я ходила по магазинам. Вернулась совсем разбитая. Надеюсь, ты не стал меня дожидаться. Если бы я знала…

— Хватит извинений. Это неофициальный визит, — сказал нетерпеливо Тома, — мы не на званом приеме.

Ему сейчас больше всего нужна была дружеская поддержка и искренняя любовь. Не успела она опомниться, как он крепко обнял ее и страстно поцеловал.

— Я сегодня плохо выгляжу, — сказала она, смотрясь в зеркало через плечо Тома и заранее зная, что говорит неправду. Ей нравилось видеть в зеркале свое отражение, когда он целовал ее.

Тома медленно отпустил ее и присел на угол дивана.

— Я был в больнице Сен–Луи. С Мари все в порядке. Сегодня утром она пришла в себя, — сказал он устало.

— Это хорошие новости. Почему ты не сказал мне об этом сразу? Я рада за нее, да и за тебя тоже, — нежно сказала Шарлотта, Положив руку ему на плечо.

Она ощущала смутное чувство вины и страха перед трагедией, которая ожидала бы Тома в случае смерти Мари. В общем, она сочувствовала этой женщине, но это было обычное чувство жалости, поскольку она понимала, что сама Мари никогда не испытывала к ней симпатии. Шарлотта вряд ли стала бы сильно горевать в случае смерти Мари. Она вообще не любила печалиться.

Некоторое время Тома молчал, думая о Мари и о том смертельном равнодушии, с которым она попросила его уйти. В ее голосе не было ни презрения, ни злости. Это раздражало его больше всего. Когда он думал о Мари, он начинал опасаться за свое будущее. Он старался отогнать от себя мысли о возможности разрыва с Шарлоттой, о той душевной пустоте, которую он иногда испытывал, находясь рядом с ней, Он чувствовал, что ему необходимо сделать какой–то решительный шаг. Почти подсознательно он искал выход из неопределенного положения, в котором оказался из–за своих чувств к Шарлотте.

— Послезавтра мне необходимо поехать в Брюссель, — сказал он, — ты поедешь со мной?

— Ты шутишь! А как же мой роман? Я ведь обещала сдать первую часть в конце этой недели.

— Если бы ты не тратила все свои деньги на побрякушки, тебе бы не пришлось делать работу в такие сжатые сроки. Нельзя строить свою жизнь так безалаберно.

— Я свободна.

— Да, я знаю…