Щелкнув ножницами, Прис отхватила еще одну паучью ногу.
– Теперь четыре, – сказала она и слегка подтолкнула паука пальцем. – Не хочет ходить. Но я точно знаю, что он может.
В дверях появился сияющий, чуть не приплясывающий от радости Рой Бейти.
– Наконец-то Бастер сказал это во всеуслышанье. «Весь мерсеризм – сплошное мошенничество». Все это сострадание – сплошное мошенничество.
Он подошел и с любопытством уставился на паука.
– Совсем не хочет ходить, – пожаловалась Ирмгард.
– Ничего, сейчас он у меня забегает.
Рой Бейти вынул спичечную коробку и чиркнул спичкой.
– Ну вот! – возликовала Ирмгард, когда паук начал суматошно отползать от приближающегося пламени. – Я же говорила, что он может ходить и на четырех ногах. Да что это с тобой? – удивилась она, взглянув на Изидора. – Ты же ничего не потерял, мы заплатим тебе… как оно там?.. ну, то, что написано в каталоге «Сидни». Не надо делать такую кислую физиономию. Или ты это из-за Мерсера, из-за того, что они там узнали? Да отвечай ты, в конце концов!
Ее палец озабоченно ткнул Изидора в бок.
– Он расстроился, – сказала Прис. – Потому что у него тоже есть этот эмпатический ящик с ручками – в другой, соседней комнате. Ты им пользуешься, Джей-Ар?
– Ну конечно, он им пользуется, – высокомерно ухмыльнулся Рой Бейти. – Они же все так делают, во всяком случае – делали. Может, теперь у них малость прояснится в мозгах.
– Я не думаю, – заметила Прис, – что это покончит с культом Мерсера. Но вот сейчас, в эту минуту в Солнечной системе полным-полно несчастных людей. Этой минуты мы ждали месяцами, – повернулась она к Изидору. – Мы знали, что оно будет, что оно близится, это потрясающее разоблачение, сделанное Бастером. – И добавила, на секунду замявшись: – Да ладно, чего там скрывать, Бастер – один из наших.
– Андроид, – пояснила Ирмгард. – Только никто этого не знает. В смысле – никто из людей.
Прис отстригла пауку еще одну ногу. Увидев это, Джон Изидор оттолкнул ее в сторону, отнес изуродованное существо к раковине и пустил сильную струю воды. Вместе с пауком и едва ли не быстрее в нем умерли все недавние радужные надежды.
– А он ведь и вправду расстроен, – забеспокоилась Ирмгард. – Да не смотри ты на меня так, Джей-Ар. И почему ты ничего не говоришь? Я ведь тоже очень расстраиваюсь, – повернулась она к Прис и Рою, – глядя, как он стоит там у этой раковины и молчит. Он ведь и слова не проронил с того самого момента, как мы включили телевизор.
– Нет, – покачала головой Прис, – это не телевизор. Это паук. Ведь так ведь, Джон Изидор? Ничего, он скоро отойдет, – крикнула она вслед Ирмгард, которая пошла в гостиную выключать телевизор.
– Ничего не поделаешь, Иззи. Теперь этой штуке крышка, – иронически улыбнулся Рой Бейти. – В смысле, мерсеризму. – Подойдя к раковине, он подцепил ногтями неподвижное тельце паука и добавил: – Как знать, может, это был последний паук. Последний паук, живший на Земле. В каковом случае и паукам тоже крышка. Все, с концами.
– Я… я плохо себя чувствую, – с трудом выдавил из себя Изидор, а затем достал из кухонного шкафчика чашку и надолго – наверное, надолго, время почти перестало для него существовать – застыл, крутя ее в руках. – Так что же, – спросил он в конце концов у Роя, – значит, небо за Мерсером было просто нарисованное? Ненастоящее?
– Ты же видел по телевизору эти увеличения, видел? Там ясно заметны мазки кисти.
– И все равно мерсеризм не кончен, – упрямо возразил Изидор.
Эти трое, а может, и все андроиды страдают каким-то страшным, злокачественным недугом, думал он. Возможно, этот паук и вправду был последним на Земле, как сказал Рой Бейти. А теперь пауку конец, Мерсеру конец, а пыль и разруха буквально на глазах захватывают мир – Джон Изидор слышал победное шествие хлама, конечное торжество хаоса, который сметет все формы, пустоту, которая поглотит всякое бытие. Он слышал, ощущал это, бесцельно крутя в руке пустую керамическую чашку, а затем кухонный шкафчик затрещал и развалился, пол под его ногами угрожающе просел.
Вытянув руку, Джон Изидор коснулся стены. Его рука без усилия прошла насквозь, по ней дождем потекли частички цемента и штукатурки – серая труха, похожая на ту, что снаружи, на радиоактивную пыль. Он присел за стол, и в тот же момент трубчатые ножки стула стали гнуться, словно гниль проела их насквозь; тогда он торопливо встал, отставил чашку и попытался исправить стул, придать ему прежнюю форму. Однако стул развалился при первом же прикосновении; шурупы, соединявшие раньше отдельные его части, вырывались наружу, свободно свисали, сыпались на пол. Прямо у него на глазах керамическая чашка покрылась сетью мельчайших трещинок; трещины змеились и разрастались, еще секунда – и от края чашки с негромким щелчком отвалился осколок.
– Что это он делает? – Голос Ирмгард Бейти звучал тревожно и словно откуда-то издалека. – Он же все ломает! Изидор, прекрати…
– Я этого не делаю.