Мечтатель

Днем после уроков он заперся в спальне и стал репетировать плохое самочувствие. Чтобы выглядеть бледным, он попудрил лицо мукой. В зеркале он имел вид ожившего трупа. Он пожевал перец, чтобы поднялась температура. С этим он переборщил. Рот и горло горели огнем, температура подскочила. Его могли отвезти в больницу. Тогда он подумал, не лучше ли симулировать подвернутую щиколотку. Он захромал взад-вперед по маленькой своей спальне. Теперь он был похож на мальчика, который превращается в краба. Так он совершенствовался в своей болезни три дня; на четвертый мама принесла новость. Ограбили мистера Баден-Бадена с женой – дом тридцать четыре. Всего два месяца назад они потратили тысячи на новейшую систему сигнализации, с красными и синими мигалками, звуковыми датчиками и оглушительной сиреной. Мыльный Макс будто просочился сквозь стену их дома и украл четырехсотлетней давности теннисную ракетку в стеклянном ящике и проеденную червями табуретку для рояля, на которой, по преданию, две минуты сидел пятилетний Моцарт.

– Ну не возмутительно ли? – сказала Виола Форчун.

– Безобразие, – согласился Питер.

Но когда мама ушла, он в восторге потряс кулаками. Мыльный Макс приближается! У Питера не было никаких оснований думать, что их дом, номер тридцать восемь, будет следующим. Но он приготовился, потому что хотел, чтобы так было, и этого почему-то казалось достаточно. Не мог он и знать того, кто будет следующей жертвой грабителя. Мог только гадать, но решил, что Мыльный Макс посетит их через четыре дня или пять.

И вот он готовился к мнимой болезни и одновременно придумывал западню для вора. В воображении его теснились разные люки, сеть, падающая с потолка, золотой слиток, обмазанный суперклеем, электрический провод, присоединенный к дверным ручкам, макеты револьверов, отравленные дротики, лассо, веревки с блоками, молотки, пружины, галогеновые фары, свирепые собаки, дымовые завесы, лазеры, стальные струны рояля, садовые вилы. Но Питер был не дурак. Он прекрасно понимал, что все эти устройства могут сработать, но воспользоваться ими одиннадцатилетнему почти невозможно.

В то воскресное утро он лежал в постели и думал. И вдруг сообразил, что смотрит на старую мышиную норку в плинтусе возле кровати. Мышей теперь в доме не было. Норка, наверное, уходила под стену и дальше под половицы. Потом он посмотрел наверх, на полку, где хранил самое ценное свое имущество, – и тут родилось решение. В любом случае его способ должен быть простым. Вот мышиная нора, а наверху – прошлогодний подарок на день рождения, – он как будто смотрит на него и говорит: «Используй меня! Используй меня!»

Питер сел за стол, взял лист бумаги и дрожащей рукой написал записку, может быть, самую важную записку за всю его жизнь. Он положил ее в конверт, заклеил, надписал конверт и отнес вниз к столу, где хранились хозяйственные счета. Он засунул туда же конверт, так чтобы его не было видно, но легко было найти. На конверте печатными буквами было написано: «Открыть в случае моей внезапной смерти».

Виола Форчун гордилась тем, что хорошо понимает своих детей. Она чувствовала их настроение, знала их слабости, их тревоги и все остальное гораздо лучше их самих. Например, она понимала, когда Питер или Кэт устали, задолго до того, как они сами это почувствуют. Она знала, когда у них портится настроение, хотя сами они об этом еще не подозревали. В тот воскресный вечер она заметила, что Питера несколько раз пришлось звать к ужину и что доел он свою порцию с трудом, – от остальных это могло укрыться, но не от нее. Когда ему предложили добавку, верхняя губа у него вздернулась от скрываемого отвращения. А был на ужин бифштекс с хрустящим картофелем фри под целым прудом кетчупа. Наконец она сказала:

– Питер, миленький, ты плохо выглядишь.

– Я прекрасно себя чувствую, – ответил он со вздохом и провел ладонью по лицу.

– По-моему, тебе надо пораньше лечь, – сказала Виола.

– Не думаю, – сказал Питер, но мать заметила, что сказано это было без обычной решительности.

После ужина, когда ему велели надеть пижаму, он сопротивлялся только для виду. А через двадцать минут она заглянула к нему в комнату – и он уже спал. Он меня не обманет, подумала Виола, отходя на цыпочках. Ему в самом деле нездоровится.

Питер не спал до полуночи и разрабатывал план. Утром мама сама убедилась, какой он бледный и вялый. Измерила ему температуру. Ничего серьезного, но ясно – в школу ему нельзя, напрасно он просится. Читать и смотреть телевизор может. Договорились с миссис Фаррар. Питера посадили на диван в гостиной.

Отец зашел попрощаться и сказал:

– Видно будет, что в доме кто-то есть, и это неплохо. Включи телевизор погромче. По крайней мере, отпугнешь грабителя.