Мечтательница

Плавание превратилось в бесконечную череду дней и ночей, сменявших друг друга. Она постоянно мучилась и страдала оттого, что приступы не прошедшей до конца болотной лихорадки то и дело сменялись приступами морской болезни. Прикованная цепью к стене, она не выходила из крохотного помещения на нижней палубе, не имея ни сил, ни возможности вдохнуть свежего воздуха, взглянуть на звезды на ночном небе, ощутить привкус соли на губах. Рядом с ней не было никого, кто мог бы позаботиться о ней, кроме Джонатана Харгрейвса. Когда она отказывалась есть, он принимался кормить ее силой.

Перо не хотят, чтобы я привез им бездыханное тело. Они желают, чтобы я доставил вас живой, чтобы потом повесить.

Когда же мучительное путешествие наконец закончилось, ее заключили в тюрьму Кабильдо вместе с прочими арестантами, ожидающими своей участи. Ей не пришлось долго ждать, а судебное заседание, прошедшее под председательством недавно приехавшего в город судьи-американца по фамилии Беннет, оказалось самым коротким в истории Нового Орлеана. Дьюрелы, молодые супруги, прогуливавшиеся по улице в день убийства, подтвердили, что они видели ее с Жаном Перо часа за два до того, как было обнаружено его тело.

Домашний слуга Перо засвидетельствовал, что приносил Селин горячее какао. Вся челядь в один голос пересказывала кровавые подробности, как они, возвратившись с гулянья, обнаружили во дворе изуродованное до неузнаваемости тело своего молодого хозяина.

Соседи Селин не могли пролить свет на то, где она находилась в день и вечер убийств. Они не видели ни девушки, ни Персы в день смерти старухи.

– Она очень странная, не такая как все, – сообщила соседка, которая много лет жила неподалеку от их дома.

– Я никогда ей не доверял. И всегда считал, что она какая-то чудная. Из-за ее глаз, видите? У нее очень странные глаза, – заявил мужчина, которого Селин, насколько она помнила, видела всего раз или два в жизни.

На протяжении всего заседания суда мать и отец Жана Перо сидели в переднем ряду, жаждущие мести, испепеляющие девушку тяжелыми, злыми взглядами. Кто решился бы их осудить? Ведь убит их сын.

Коренастый джентльмен, назвавшийся Томасом О’Харли, говорил с ней перед началом суда. Он умолял Селин признаться, что она сделала с его дочерью. О’Харли просил сказать ему, где спрятано тело Джеммы.

– Я только хочу достойно похоронить мою маленькую принцессу, – рыдал он.

Селин очень подробно снова и снова рассказывала ему, что произошло тем дождливым вечером в сумраке кафедрального собора. Она клялась О’Харли, что понятия не имеет, куда пропала его Джемма. Он присутствовал и на суде, по-прежнему надеясь, что она сломается и признается в убийстве его дочери. Кто смог бы его обвинить? Его драгоценный ангелочек исчез без следа.

Никто даже не попытался доказать ее невиновность, и она была признана виновной в совершении двух убийств после полуторадневного слушания свидетелей. Никто из присутствующих, и меньше всех сама Селин, не удивился, когда ее приговорили к смерти.

После оглашения приговора судья предоставил ей последнее слово. Даже теперь, лежа в камере, она думала, какую жалкую картину являла в зале суда. Она настолько исхудала, что ее перепачканное аквамариновое бальное платье висело на ней словно на вешалке. Волосы были нечесаными и грязными, кожа приобрела желтоватый, болезненный оттенок, глаза ввалились. Она вспомнила, что ей едва удалось заговорить чуть громче, чем шепотом.

– Я ударила Жана Перо ножом ради самозащиты… Я не оставляла его в том состоянии, в каком его нашли… Я не могла убить Персу… Она была для меня как мать… Я очень ее любила… Я не боюсь смерти, потому что невиновна.

– Просыпайся, девочка, к тебе посетитель.

До слуха Селин, выводя ее из забытья, донесся голос охранника. Она откинула одеяло, подождала, пока перестанет кружиться голова, и наконец повернулась к охраннику, наблюдающему за ней сквозь решетчатое окошечко в тяжелой двери. Сегодня дежурил толстяк, от которого вечно пахло вином. Его румяные щеки были покрыты красными прожилками.

Селин облизала сухие губы:

– Вы мне?

– Тебе. Соберись, девочка. Пришел один джентльмен и хочет тебя видеть. Обещай не выкидывать никаких штучек, и я его впущу. – Лицо за решеткой исчезло.

За последние несколько дней Селин стала по-настоящему жалеть тюремщиков, которые день за днем вынуждены были находиться в сырых, покрытых плесенью стенах, терпеть зловоние, страдать от духоты в переполненных помещениях. Селин поплотнее завернулась в одеяло и спустила ноги с топчана, пытаясь привыкнуть к грязному ледяному полу под босыми ногами.

Откинув с лица волосы, Селин с удивлением думала, кто же мог прийти навестить ее. Она не знала никакого джентльмена, который мог бы прийти сюда, за исключением, может быть, Кордеро, но у нее все-таки хватало благоразумия не надеяться на его приход.