Мечтательница из Остенде

Дети неоднократно подавали прошение о временном освобождении, ссылаясь на презумпцию невиновности, но каждый раз получали отказ — во-первых, из-за свидетельства пастуха, во-вторых, из-за раздуваемых прессой толков о проявлениях халатности среди работников судебного ведомства.

Несмотря на суровые условия тюремного заключения, Габриэлла не пала духом. Она столько ждала освобождения от мужа, подождет и освобождения от обвинения; терпения ей было не занимать — это необходимое в антикварном бизнесе качество. Временные трудности ее не сломят.

В камере она часто думала о тех четырех коробках, которые оставила на журнальном столике, — в них заключался секрет Габа… Нелепо! Она так старалась их достать, а ей даже крышку приподнять не дали. Как только ее оправдают, она тотчас проникнет в тайну коробок из-под печенья. Это будет ее наградой.

Мэтр Плиссье прогнозировал благоприятное течение судебного процесса: кроме пастуха, все свидетели перешли на сторону защиты; в ходе следствия обнаруживались все новые факты в пользу Габриэллы; она сумела всех убедить в своей невиновности, от комиссара до следователя.

Ведь Габриэлла прекрасно знала главный закон лжи: говорить правду. Ее научил этому отец, талантливый и знаменитый дирижер Поль Шапелье, которого она в детстве сопровождала во всех разъездах. Когда он сам не стоял за пультом, а слушал концерт из зрительного зала, громкое имя часто обязывало его в закулисных беседах с музыкантами давать оценку их игре. Чтобы не обидеть своих коллег, с которыми он играл или мог играть в будущем, он уклонялся от критики и говорил лишь о том, что заслуживало одобрения; он замечал всякий удачный пассаж, с удовольствием его анализировал, причем существенно преувеличивал его достоинства. Таким образом, он никогда не лгал, а лишь умалчивал правду. Все исполнители чувствовали искренность его суждений, но далеко не все чувствовали недоговоренность. Самодовольные музыканты считали его восторженным, а здравомыслящие ценили его учтивость. Поль Шапелье повторял своей дочери: «У меня слишком плохая память, чтобы хорошо лгать». Высказывая лишь лестные истины, никого не осуждая, он избегал споров и сумел завоевать множество друзей среди театральных людоедов.

Габриэлла применяла отцовский метод в течение этих двух с половиной лет. Говоря о Габе, она вспоминала радостный период их жизни, период сильной и взаимной любви. Его звали Габриэль, ее Габриэлла; поженившись, они стали Габом и Габи. Благосклонный случай и акты гражданского состояния даровали им почти одинаковые имена. Для Габриэллы эта общность символизировала силу и нерушимость их союза. И вот она рассказывала чиновникам, слушающим ее по долгу службы, как влюбилась с первого взгляда; Габ показался ей слишком скромным, потом она поняла, что он просто хорошо воспитан. Она рассказывала о долгом флирте и бурном романе, о предложении руки и сердца, о смущении жениха перед громким именем будущего тестя, о венчании в церкви Св. Магдалины под звуки симфонического оркестра, играющего в полном составе. Хотя ее никто об этом не просил, она рассказала и о своем неугасаемом влечении к Габу, к его гладкому стройному телу, остававшемуся аристократически изящным и в пятьдесят лет. Она перебирала нескончаемые четки их счастливой жизни: рождение детей, свадьбы детей, рождение внуков и красота Габа, неувядающая, как и его любовь к жене, его предупредительность и уважение. Время от времени Габриэлла замечала признаки смущения и зависти на лицах своих слушателей; следователь однажды даже вздохнул:

— Мадам, это слишком прекрасно, чтобы быть правдой.

Она сочувственно посмотрела на него и прошептала:

— Признайтесь, это слишком прекрасно для вас, месье.

Он не осмелился возразить. К тому же любовную идиллию подтверждали и друзья семьи, дети, зятья, невестка, соседи. Успешная проверка обвиняемой на детекторе лжи завершила следствие.

В камере Габриэлла познала настоящее одиночество, от которого ее спасали лишь воспоминания. Ее новая тюремная жизнь целиком оказалась заполнена Габом: о нем, только о нем были ее мысли и речи; он все время находился рядом с ней, благожелательный, ободряющий. Верный.

Однако многократно повторяемая истина стала для Габриэллы камнем преткновения. Скрывая горечь трех последних лет своей жизни с Габом, рассказывая лишь о двадцати семи годах счастья, Габриэлла все меньше и меньше понимала, что же произошло, что же ее изменило. Она помнила только о «щелчке», об одной встревожившей ее фразе… Лучше об этом не думать, да и к чему? Габи-убийца, погубившая своего мужа из-за «щелчка», не должна появляться до вынесения оправдательного приговора; Габриэлла утопила ее в колодце забвения, отрешилась от причин, побудивших ее прикончить Габа, и плотно закрыла дверь в эту комнату своего сознания.

Она вновь стала любящей и любимой Габриэллой, неспособной причинить мужу вред. Как актриса, после многих перевоплощений полностью слившаяся с персонажем и потрясающая зрителей жизненностью своей игры, Габриэлла вступила в зал суда в роли безутешной жертвы гнусного обвинения.