Мечтавший о солнце. Письма 1883–1890 годов

Как подействует на мамин организм то, что она все время лежит неподвижно, заранее сказать трудно.

Конечно, важны все меры предосторожности, которые мы можем принять для предупреждения пролежней. Мы сделали что-то вроде носилок, чтобы переносить маму при необходимости, но чем реже это происходит, тем лучше. Главное – спокойно лежать.

К счастью, настроение у мамы, учитывая ее трудное положение, очень ровное и она всем довольна. И она развлекает себя мелочами. Недавно я написал для нее церквушку с живой изгородью и деревьями, как-то так [см. ил. на с. 33].

Ты наверняка поймешь, что я восхищаюсь здешней природой.

Если ты когда-нибудь приедешь, я свожу тебя в хижины ткачей. Фигуры ткачей и женщин, мотающих пряжу, непременно тронут тебя. Последний этюд, который я написал, – это отдельная фигура мужчины, который сидит за ткацким станком, торс и руки.

Я пишу также старинный ткацкий станок из зеленовато-коричневого дуба, на котором вырезан год – 1730. Рядом со станком, у окошка, через которое видно небольшое зеленое поле, стоит высокий детский стул, и маленький ребенок часами сидит в нем, глядя, как челнок снует туда и обратно. Я постарался сделать их точно такими, каковы они в действительности: станок с ткачом, окошко и детский стул в убогой комнатенке с глинобитным полом.

Рисунок в тексте письма 428

Если захочешь, напиши мне подробнее о выставке Мане, расскажи, какие его картины там можно увидеть. Я всегда считал работы Мане весьма самобытными. Ты знаком с очерком Золя о Мане? Жаль, что я видел всего несколько его картин. Мне особенно хотелось бы увидеть его обнаженные женские фигуры. Я не считаю чрезмерным, что некоторые, например Золя, восторгаются им, хотя, со своей стороны, вовсе не думаю, что его можно причислить к наипервейшим в этом веке. Однако это талант, который имеет полное право на существование, что уже много. Очерк Золя о нем помещен в книге «Что мне ненавистно». Что касается меня, я не могу согласиться с выводами Золя, будто Мане как бы открывает новое будущее для современных представлений в искусстве; для меня главный современный художник – не Мане, а Милле, который многим открыл горизонты. Кланяюсь, мысленно жму руку.

Всегда твой

Винсент

Поклоны от всех, пиши маме почаще, письма так отвлекают.

432 (358). Тео Ван Гогу. Нюэнен, воскресенье, 2 марта 1884, или около этой даты

Дорогой Тео,

спасибо тебе за письмо, у мамы все хорошо, сначала доктор говорил, что пройдет полгода, прежде чем нога заживет, а теперь говорит о добрых 3 месяцах, и он сказал маме: «Но этим вы обязаны своей дочери, потому что я редко, очень редко вижу такую заботу, какую проявляет она». Вил делает все образцово, образцово, мне нелегко будет это забыть.

С самого начала почти все легло на ее плечи, и она избавила маму от многих страданий.

Можно упомянуть хотя бы о том, что у мамы так мало пролежней (которых сначала было ужасно много и они развивались), это решительно ее заслуга. И уверяю тебя, работенка, которую ей приходится выполнять, не всегда приятна.

Знаешь, когда я прочитал твое письмо о рисунках, то сразу же послал тебе новую акварель с ткачом и пять рисунков пером. Со своей стороны, скажу откровенно: думаю, то, что ты говоришь, верно, что мои работы должны стать гораздо лучше, но в то же время и ты мог бы решительнее приложить усилия, чтобы сделать с этим что-нибудь. Ты ни разу не продал ни одной моей вещи, ни дорого, ни дешево, и, ВООБЩЕ-ТО, ДАЖЕ НЕ ПЫТАЛСЯ. Видишь, я из-за этого не злюсь, но должны же мы быть откровенны друг с другом.

В конечном счете я с этим уж точно не смирюсь.

Со своей стороны, ты тоже можешь говорить по-прежнему откровенно.

Что касается пригодности и непригодности для продажи, то это старая история, и я не собираюсь пережевывать ее до бесконечности.

Короче говоря, ты видишь, что мой ответ таков: я посылаю несколько новых вещей и впредь охотно продолжал бы делать это – и не желал бы ничего большего. Только на этот раз ты должен быть совершенно откровенным (я предпочитаю именно так): либо ты собираешься дальше заниматься этим делом вместе со мной, либо это ниже твоего достоинства. Оставляя в стороне прошлое, я смотрю в будущее, и, независимо от того, что об этом думаешь ты, я решительно намерен попытаться что-то с этим делать.

Недавно ты сам сказал мне, что ты торговец, – что ж, с торговцем не впадают в сантименты, а говорят: хозяин, если я дам вам рисунки на комиссию, могу я рассчитывать, что вы станете их показывать? Торговец должен сам для себя решить, что он хочет ответить: «да», «нет» или нечто среднее.

Но со стороны художника будет глупо отправлять их на комиссию, если он заметил, что торговец считает его работы не заслуживающими увидеть свет.