Мечтавший о солнце. Письма 1883–1890 годов

И вот мой друг, живший со мной в Арле, и кое-кто еще устроили выставку, где участвовал бы и я, будь я в добром здравии.

Что они могли сделать? Почти ничего. И однако, в их картинах есть новое, хорошее, то, что нравится мне и воодушевляет, по крайней мере, меня, я могу уверить тебя в этом. Мы, художники, уже не знаем, что сказать друг другу, надо ли нам смеяться или плакать, – и, право же, не делая ни того ни другого, мы бываем счастливее всего, когда оказываемся обладателями красок и холста, которых так часто не хватает, а с ними мы хотя бы можем работать. Но любая мысль об упорядоченной жизни, любая мысль о том, чтобы пробуждать в себе или других благородные мысли или ощущения, – все это неминуемо должно казаться нам чистой утопией.

И хотя вчера за «Анжелюс» Милле отдали более полумиллиона франков, не думай, что от этого больше душ поймут происходившее в душе Милле или что буржуа или рабочие начнут вешать у себя дома, к примеру, литографию с того самого «Анжелюса» Милле. Не думай, что из-за этого художники, по-прежнему работающие в Бретани, среди крестьян, приободрятся, перестанут терпеть черную нужду, всегда окружавшую Милле, а главное, приобретут больше мужества.

Увы, нам часто не хватает вдохновения и веры, и, конечно, мы в этом не правы, но – вернемся к нашей теме – если мы все-таки хотим работать, следует смириться и с неумолимой суровостью времени, и с нашим затворничеством, которое иногда переносится тяжело, как изгнание. А впереди у нас, после более или менее потерянных лет – бедность, болезни, старость, безумие и опять же изгнание. Настал момент сказать: «Благословенна будь Тебе, дочь Телуи, жрицы Осириса, никогда ни на что не жаловавшаяся».

Хранить память о добрых людях – разве это, в сущности, не лучше, чем быть в числе честолюбцев?

Я поглощен чтением Шекспира – Тео прислал мне его сюда, где я наконец обрету необходимый покой, чтобы читать вещи посерьезнее. Для начала я принялся за королевский цикл и уже прочел «Ричарда II», «Генриха IV», «Генриха V» и частью «Генриха VI» – драмы, знакомые мне хуже всего. Читала ли ты «Короля Лира»? Думаю, я не стану слишком уж побуждать тебя читать настолько драматические сочинения, ведь я сам после такого чтения вынужден идти разглядывать травинку, сосновую ветку, колос пшеницы, чтобы успокоиться.

Если ты хочешь поступать так же, как художники, смотри на маки, белые и красные, с синеватыми листьями, с бутонами, что возвышаются на изящно изогнутых стеблях. Часы смятения и борьбы сами найдут нас, нет надобности их искать.

Расставание с Кором будет нелегким, а меж тем оно уже близко. Размышляя о том, суть чего нам непонятна, мы можем только разглядывать пшеничные поля. Их история – также и наша: разве мы, питаясь хлебом, не состоим в значительной степени из зерна? Разве не обречены мы расти, не способные двигаться, подобно растению, по сравнению с тем, чего порой желает наше воображение, и быть скошенными, достигнув зрелости, как оно?

Я говорю это тебе, веря, что самое мудрое – не желать поправляться, не желать восстанавливать силы в большей мере, чем сейчас; и вероятно, я привыкну к тому, что я надломлен. Чуть раньше, чуть позже – какая мне разница?

Я уже знаю все то, что ты пишешь о здоровье Тео, но все же надеюсь, что семейная жизнь исцелит его. Я считаю его жену достаточно мудрой и любящей для того, чтобы как следует позаботиться о нем, следить, чтобы он не питался в одних только ресторанах и вернулся к голландской кухне. Голландская кухня хороша, так что пусть жена сделается кем-то вроде кухарки, пусть примет успокаивающий, хотя бы и грубоватый вид. Сам Тео обязан быть парижанином, но ему совершенно необходимо то, что напоминает о юности и прошлом. Мне, не имеющему жены и ребенка, необходимо видеть пшеничные поля, и я с трудом мог бы вынести долгое пребывание в городе. Итак, зная его характер, я очень надеюсь, что брак пойдет ему только на пользу. Прежде чем оценивать состояние его здоровья, дадим им время врасти друг в друга.

После этого, опять же надеюсь, она отыщет способы сделать его жизнь чуть более приятной, чем раньше. Ибо у него случались трудные времена.

Я должен заканчивать письмо, если хочу отправить его сегодня, и у меня даже нет времени перечитать. Если я наговорил глупостей, прости меня. Желаю чувствовать себя хорошо, не слишком скучать – и будь уверена, что, возделывая свой сад и занимаясь всем остальным, ты немало трудишься. Мысленно крепко обнимаю тебя.

Всегда твой

Винсент

790. Br. 1990: 791, CL: 603. Тео Ван Гогу. Сен-Реми-де-Прованс, воскресенье, 14 июля, или понедельник, 15 июля 1889

Дорогой Тео,