Мечты

— Не смей! Не смей губить себя, дура! Тебе жить да жить! Думаю, что Дымный Дед так настрополил тебя, что не будет тебе равных среди ведуний и колдунов. Иди! Все пути перед тобой! Поступись мечтой о мести, Кира! Ты же знаешь, куда приводят мечты!

Напоминание о том, по чьей вине Любава умрёт сегодня, обожгло болью и Кира не смолчала:

— Что ж ты не поступилась?! Ты же могла управлять драконом!

Любава вздохнула, вгляделась в гладь зеркала, словно стараясь отыскать там сестру, и, наконец, заговорила с ней как со взрослой, с равной:

— Ты видела что-то, Кира?.. Видела… Что ж… Не могу я так жить, дорогая. Я рождена была бродить босой по росным лугам, собирать в лесах травы и цветы, лечить, дышать радостно и вольно… Любить… Не могу я быть куклой! И его дурная привязанность меня только тяготит… Нельзя никого привязать силой ни к себе, как пытается он, ни к жизни, как хочешь привязать меня ты!

Любава нежно погладила поверхность стекла, словно это было лицо сестры:

— Ты прости меня, Кирюша, за мои злые слова. Я просто устала… Я ведь тоже птица вольная и клетка не по мне. И хоть перья мои не такие яркие, как твои стальные перья, я всегда и всё для себя решала сама. А эти четыре года вы владели мной: он и ты… Хорошо, что ты поняла и отпускаешь… Ну же, не плачь, милая. Радостный день у меня сегодня!

Кира замерла тихой мышкой, прикусив край рубахи, чтобы не рыдать в голос

Какая разница? Ведь сестра слышит её мысли, улавливает её боль. Но привычка таиться оказалась сильнее даже сейчас. А Люба говорила и говорила, раскрывая всё напоследок. Она, оказывается, понимала так многое и молчала…

— Ты, Кирюша, сильная, храбрая. Ты бы выжила здесь. И дракон танцевал бы у тебя, как ты скажешь. Нет, наверное, того, что было бы не по силам тебе… Но это только до времени, милая. Найдётся тот, кто окажется сильнее, и за всё придётся платить… Ты вот ни разу не показала мне себя, хоть и знаешь как я тоскую… Какую плату за учёбу взял с тебя Дымный Дед? Красу твою? Проклятие наложил, ирод?

Кира не смолчала:

— Ничего он не сделал мне! Я сама…

— А подтолкнул?

— Я сама приняла решение, Люба. И не жалею. Что та краса?.. Одни беды от неё…

— Покажи мне себя, Кира, — шепнула Любава. — Напоследок… Да не бойся, выдержу.

Сёстры, не сговариваясь, встали перед зеркалом. Любу качало от слабости, но она держалась. Кира позволила зеркалу сестры отразить себя, как её зеркало отражало Любаву. Было страшно. Что скажет она, увидев такое чудище?

На самом деле, девушки, отразившиеся в зеркалах были очень похожи и ростом, и цветом волос, и чертами лица. Только одна напоминала фарфоровую статуэтку, такую совершенную, что не верится, что она живая, и такую хрупкую, что кажется, прикоснись, и разобьётся.

Кира была другой. Но точно не страшной. Её не могли испортить ни волосы, обкромсанные так коротко, как не носили у них даже мужчины, ни шрамы на лице. Они не могли отвлечь от пронзительных синих глаз: умных и бесстрашных, от смелого росчерка бровей, от страстного изгиба губ. Она тоже была тонкой, но не как хрусталь или фарфор, а как наконечник стрелы, что летит прямо в цель и поражает без сомнения.

Любава замерла, а потом прикоснулась к отражению, словно желая исцелить шрамы. Голос её лучился любовью, восхищением и, немного, удивлением:

— Ты выросла, Кирушка! И ты прекрасна… Не будет равных тебе… Гордый дух в тебе и славный! Бабушка правду говорила!..

Она пошатнулась. Уселась назад в кресло. Сидела и смотрела на сестру некоторое время с мечтательной и любящей улыбкой. Очнулась:

— Что мне нужно делать, Кира? Дракон скоро вернётся.

Она никогда так и не назвала его по имени… Кира дрогнула, но собралась. Лицо её отвердело:

— Лучше всего, если он потянет из тебя силы. Тогда всё будет выглядеть естественно и вопросов не возникнет ни у кого.

Любава задумалась на мгновение:

— Он давно уже не… Но я смогу устроить… Будь наготове. Вечером. Всё! Иди! Он возвращается. У нас ещё будет время попрощаться. Ты же будешь со мной?..

— До последнего мгновения! — произнесла Кира.

А когда зеркало потускнело, закончила:

— И после тоже…

* * *

Когда Варг вернулся домой уже наступал вечер. Он разумно решил, что этого времени Кирии хватит, чтобы хорошенько выплакаться и прийти хотя бы в относительную норму.

Дом, однако, встретил его умопомрачительными запахами, чистотой и относительной тишиной. Он пошёл за мерными звуками и нашёл ученицу на кухне. Она, судя по всему уже наточила его оружие, а теперь чистила ножны. Золото и камни на них сияли.

Когда он вошёл, она подняла голову и извиняющимся тоном сказала:

— А я вот… прибралась, наготовила… У меня всегда так, когда волнуюсь…

Не плакала. Ладно. Жалость не нужна ей сейчас.

— Время, Кирия. Заканчивай тут. Расположишься в моей спальне. Если что-то пойдёт не так, то в твоей конуре я и подобраться к тебе не смогу.

Лицо девочки отвердело. Она быстро убрала за собой и пошла в его спальню. Развесила оружие по местам, пошла к кровати. Кинжал захватила с собой. Прежде чем улечься, протянула кинжал Варгу.

— Зачем?