«Куда приятнее было бы иметь мать, которая не слыла бы "странноватой" — тоскливо подумала Энни, — и веселого отца, такого как дядюшка Берт». Однажды она нашла свадебную фотографию в ящике большого черного серванта. Энни довольно долго рассматривала ее, размышляя, кто эта красивая пара — улыбающаяся девушка в кружевном платье, крепко держащая за руку парня очень приятной наружности. Молодожены смотрели друг на друга с удивительно глубоким, почти таинственным выражением, словно их объединяла какая-то тайна. Вдруг Энни поняла, что это свадебное фото ее родителей.
Она показала снимок Мари, которая довольно долго смотрела на него, а потом ее лицо сморщилось, будто она собиралась расплакаться. Затем Мари резко развернулась и, не говоря ни слова, вышла из гостиной.
Энни положила фотографию обратно в ящик, твердо решив, что никогда больше не взглянет на нее.
ГЛАВА 3
Когда Энни исполнилось одиннадцать лет, она стала готовиться к экзамену. Весь класс должен был принять в нем участие, однако она принадлежала к числу тех немногих учеников, которые, как ожидалось, должны были успешно его пройти. Сдав экзамен на «отлично», она смогла бы посещать классическую школу вместо обычной.
Мари демонстрировала откровенное презрение.
— Монастырь в Сифилде! Да меня не затащишь в школу, где учатся одни девочки. Когда я буду сдавать экзамен, то, чтобы не попасть туда, намеренно дам неправильный ответ.
Экзамен был назначен на девять утра в воскресенье в самом начале июня. Отец Энни, который теперь редко волновался, очень беспокоился, что она опоздает.
— Я разбужу тебя, когда буду уходить, — сказал он усталым голосом.
— Не беспокойся, папа, — прощебетала Энни. — Этот день такой же, как и другие, не считая того, что это воскресенье. Я ведь никогда не опаздываю в школу, не так ли?
Когда наступило утро, она проснулась от его прикосновения.
— Уже семь часов, — прошептал отец. — Чай готов. Мама еще спит.
— Сейчас…
Свернувшись калачиком, Энни лежала под одеялом. Она слышала, как отец вывел велосипед через заднюю дверь и как заскрипели колеса, когда он отъехал от дома. Энни лежала, ослепленная солнечными лучами, проникающими сквозь длинную вертикальную полосу, разделяющую плотные коричневые занавески. Девочка не испытывала беспокойства. Ей нравилось сдавать экзамены, и она с нетерпением ожидала предстоящее испытание.
Однако спустя какое-то время Энни почувствовала, что с ней что-то не так. Кровать казалась липкой, а ночная рубашка почему-то прилипла к ногам. Энни еще немного полежала, пытаясь понять, что же это, а затем осторожно встала. Она ахнула от ужаса. Простыня была запачкана кровью! Перепугавшись до смерти, Энни взглянула на ночную рубашку.
Она сейчас умрет!
Внизу живота появилась тупая боль, словно в том месте были подвешены тяжелые гири. Энни затряслась от страха и издала жалобный звук. Мари, беспокойно повернувшись на другой бок, натянула на голову стеганое одеяло.
— Мари!
Энни начала трясти сестру, чтобы та проснулась. Ей нужно было срочно с кем-то поговорить.
— В чем дело? — Мари села на постели, убирая темные волосы с лица.
— Смотри! — Энни указала на кровать, а затем на свою рубашку.
— О, Господи Иисусе! — испуганно воскликнула Мари. — Должно быть, это то самое…
Несмотря на то что Мари была младше, в житейских делах она разбиралась лучше, чем ее сестра. Несколько месяцев назад она подробно описала, как появляются на свет дети.
— Ты о чем? — жалобно вскрикнула Энни.
— Я не помню точно, как именно это называется, знаю только, что это случается с каждой женщиной, вот и все.
— Почему же ты не рассказала мне об этом раньше?!
Мари пожала плечами.
— Я думала, что ты уже знаешь.
Энни немного успокоилась, хотя по-прежнему испытывала страх. Итак, она не умрет, но неужели так и будет истекать кровью всю оставшуюся жизнь? Эта мысль определенно ее угнетала.
— И что же мне теперь делать? — Ей даже в голову не пришло спросить об этом у матери.
— Расскажи обо всем Дот, — посоветовала Мари.
Экзаменационные вопросы, казалось, не имели никакого смысла. Энни перечитывала их снова и снова, однако все, о чем она могла сейчас думать, это кусок старой пеленки между ее ног. Девочка совершенно забыла, как решать десятичные дроби, и никак не могла вспомнить, что такое прилагательное.
Два с половиной часа, казалось, тянулись бесконечно. Когда время закончилось, Энни оставила листок бумаги на столе, зная, что с треском провалила экзамен.
Томми отворил дверь, услышав стук Энни. Он был самым старшим из сыновей Дот — ему было семнадцать лет, и он был таким же высоким, как Берт, но худым как грабли — в мать. Из-под его выходного костюма выглядывала голубая рубашка, рыжие волосы были пострижены «а ля Тони Кертис». Если бы он не приходился Энни двоюродным братом и если бы у нее не было так тяжело на душе, она сочла бы его невероятно привлекательным молодым человеком.
— А я как раз собираюсь в кино, — рассеянно произнес Томми, когда его кузина вошла в дом.