— Что ты подразумеваешь под словом «все»?
— Муж, ребенок, мать и отец. Она уж точно не нуждается в нескольких шиллингах, и главное — она беременна.
— Ты говоришь так, словно завидуешь.
— Я не завидую тому, что у нее есть отец, мать, муж, и мне плевать на ее деньги, но я бы отдала все, что угодно, лишь бы иметь такую же малышку, как Жасмин.
Энни как раз готовила на ужин салат.
— Ты что, язык проглотила? — беззаботно сказала Мари.
Энни гневно взглянула на сестру.
— Я просто думала над тем, какое же это было глупое замечание! Ты три раза была беременна. Первый аборт был неизбежен, но никто не заставлял тебя делать два других.
— Ты сама доброта. — Вскинув голову, Мари пошла в гостиную.
Энни последовала за ней, размахивая хлебным ножом.
— Нельзя ожидать сочувствия, если ты с восхищением говоришь о ребенке другой женщины, когда сама могла бы уже иметь собственных ребятишек.
Мари выскочила через стеклянные двери. Энни вышла следом за ней.
— Ты сама предпочла карьеру семье.
— Спасибо, что напомнила мне об этом, — огрызнулась Мари.
— Мы все хозяева собственной судьбы.
— Какая глупость!
Мари исчезла под сенью ивы.
Энни опустилась на колени рядом с деревом.
— И вот еще что. Ты разве никогда не слышала о противозачаточных средствах?
— Ну разумеется, слышала, но таблетки мне не подходят, и остальное тоже не помогает. Должно быть, я самая плодовитая женщина на земле. То есть была таковой.
— О Мари, — вздохнула Энни. — Даже не знаю, что сказать.
— Все, что могла, ты уже сказала.
Энни сделала над собой усилие, чтобы придумать что-то ободряющее:
— По крайней мере, летом ты будешь играть в театре.
— С чего ты это взяла? Я буду работать в баре.
— А я думала, что в театре!
Энни приоткрыла завесу из листьев и забралась внутрь.
— Мне что же, нужно залезть на дерево, чтобы скрыться от тебя? — заворчала сестра.
— А помнишь, как мы, бывало, ходили в драматический театр? Игра некоторых актеров была просто великолепной, но о большинстве из них я никогда с тех пор не слышала.
— К чему ты клонишь, сестренка?
— В твоей профессии большая конкуренция, милая. Даже мне известно, как мало актеров добиваются успеха.
Мари сверкнула глазами.
— Вообще-то у меня нет ни малейшего желания отступать.
— В таком случае прекрати распускать нюни и прими все как есть.
Энни вздохнула с облегчением, увидев, что Мари улыбнулась.
— Я не часто хнычу, сестренка. Все из-за этой дурацкой операции. Когда я лишилась матки, мне показалось, что я больше не смогу быть полноценной женщиной. Все, что у меня осталось, это сцена. А ради чего же еще я тогда пожертвовала двумя малышами? Я провела большую часть своей жизни, стремясь стать актрисой, однако сейчас нахожусь не ближе к заветной цели, чем в тот день, когда покинула Ливерпуль.
— Ты актриса, Мари. В любом случае, может, что-нибудь да и получится из картины, которую вы снимали в Испании.
— Она не появится в прокате до начала следующего года, и это обыкновенная дешевка, сестренка. Фильм малобюджетный, а у режиссера еще молоко на губах не обсохло. Он даже не осознавал, что делает.
Энни легонько похлопала ее по руке.
— Ты обязательно добьешься своего, сестричка. Я чувствую это.
Вторая дочка Сильвии, Ингрид, родилась светлокожей и белокурой и как две капли воды была похожа на Эрика, по единодушному мнению его родителей.
— Я паршиво себя чувствую, — призналась Сильвия, когда Энни пришла проведать ее в роддом, — но идея обмануть их принадлежала Эрику, а не мне.
— Я бы отдала все на свете, чтобы иметь еще одного ребеночка.
— А что тебе мешает, Энни?
Энни засмеялась.
— Вообще-то, если ты этого еще не заметила, у меня нет мужа.
— А зачем они нужны? — беспечно сказала Сильвия. — Соблазни Криса, он будет только рад. А потом мы могли бы вместе гулять с нашими детишками в парке, как когда-то мечтали. Правда, мы опоздали ровно на десять лет, но это не важно!
— Я слишком старомодна. — Энни скорчила гримасу. — Я на такое не способна.
ГЛАВА 3
С приближением зимы Энни чувствовала себя несколько подавленной, день укорачивался, а ночи становились темнее. Люди уже готовились к Рождеству.
«Что же мне удалось достичь в этом 1975 году?» — как-то спросила себя Энни ненастным ноябрьским серым днем. Ее окружал целый ворох одежды, которую еще предстояло починить. Однако вместо этого она, облокотившись на швейную машинку, уныло глядела в окно на мокрые тротуары и поникшие сады тупика Хезер.
«Да абсолютно ничего, — ответила она сама себе. — Ничего, что заслуживало бы хоть малейшего внимания».