Она закатывает глаза и фыркает. Знакомый жест. Линн так делает, когда считает, что я веду себя глупо или что вокруг одни идиоты. В целом, во время нашего путешествия, она повторяла это от двух до четырёх раз в день.
— Кенан был марионеткой. Он бы всё равно долго не протянул, особенно из-за этой одержимости твоей шлюхой, — она кивает на Линн, и я прищуриваю глаза. — Не поймите меня неправильно: я не имею никакого отношения к тому, что он сделал. Пока он не зациклился на ней, он не казался мне таким уж плохим. Он организовал мне встречу с теми, кто хотел тебя убить, Артмаэль. У него всегда была… интересная точка зрения на чужие несчастья. Как известно, отчаявшийся человек за определённую плату способен на всё. Взамен Кенан просил немного: чтобы ему никто не мешал вести его не совсем законные дела и немного моего будущего политического влияния, — она облизывает губы. — Если бы не ты, корона уже была бы в хороших руках.
Она показывает нам свои ладони. Жак стискивает зубы.
— Как вы познакомились?
Важно ли это? Мне нет, но ему, видимо, да… Его жена заключила сделку с владельцем борделя.
Кладу руку ему на плечо. Возможно, ему не стоило приходить. Сможет ли он потерять её? Сможет ли смотреть, как она умирает, приговорённая его собственным братом?
Я открываю рот, чтобы попросить его уйти, но Арельес усмехается, и все слова застревают у меня в горле.
— Это всё, что ты хотел мне сказать? Я убила твоего отца, Жак, — признаётся без капли сожаления. — Я травила его прямо у тебя под носом, медленно, постепенно. «Ещё вина, милорд?» — дразнит она, повысив голос, и кокетливо хлопает ресницами. — «Вы так много работаете, ваше величество. Почему бы вам не сделать перерыв? Я принесу что-нибудь поесть».
— Да ты!..
— Он был такой же идиот, как и его сыновья. У вас есть возможность задать мне любые вопросы, но вместо этого вы устраиваете сцены ревности, — она ухмыляется, глядя на Жака. — Или, может, ты хотел спросить, спала ли я с ним? Думаешь, я настолько дёшево продаюсь?
Мой брат краснеет, и я сжимаю его плечо чуть сильнее: опасаюсь, что он может напасть на неё. Хотя сомневаюсь, что он в принципе способен обидеть кого-то, в то же время я ещё никогда не видел его таким униженным. Его жена не просто использовала его, но и злорадствует теперь.
Ещё и не останавливается:
— Ну, раз уж тебе так интересно, то раскрою секрет: именно Кенан научил меня всему, что я знаю. В своём борделе. Ещё когда я была совсем девочкой, — на этих словах Линн вскрикивает от потрясения, и Арельес переводит всё внимание на неё, хотя Линн не единственная поражена таким поворотом. Жак весь побелел, он будто на грани обморока. А я оцепенел, не зная, как реагировать. — Сколько тебе было, когда он нашёл тебя? Мне было тринадцать, когда он подобрал меня с улицы и привёл в свой бордель, чтобы я сдала одной из его дешёвых шлюх, хотя я там особо не задержалась: мне хватило двух лет, чтобы доказать Кенану, что способна на большее, чем просто удовлетворять его клиентов. Я всегда была хорошей актрисой, и не только когда нужно было сымитировать оргазм. Я могла показать интерес. Заботу. Обожание. Я научилась раскрывать чужие секреты, чтобы потом использовать их в своих интересах… Ах, мужчинами так легко манипулировать, когда есть компромат… Было не так уж сложно обвести вокруг пальца доверчивого старика, завсегдатая борделя, достаточно богатого, чтобы обеспечить красивую жизнь, и достаточно скромного, чтобы не привлекать внимания. Я добилась того, чтобы он женился на мне и тем самым вытащил из той дыры. Кенан уступил в обмен на деньги и девочек, что я ему присылала. Старик об этом, конечно же, не знал: он был счастлив, что рядом с ним красивая пятнадцатилетняя девочка, исполняющая все его желания. Он протянул дольше, чем я ожидала. Спустя четыре года мне пришлось поспособствовать его скорейшему уходу в мир иной.
Она смеётся. Смеётся без малейших угрызений совести над тем, как использовала бедолагу. Смеётся над моим братом, глядя на него с ухмылкой. Во мне поднимается отвращение. Как ей всё сходило с рук до этого дня? Как вообще можно верить в справедливость в мире, где такие люди счастливо живут?
— Дальше всё было просто: я начала целиться чуть выше. Сблизиться с подходящим мужчиной, давя на жалость к бедной юной вдове, которую выдали замуж за человека, годящегося ей в прадеды, и которая прожила с ним в четыре года, постепенно полюбив, и теперь скорбит, потеряв то немногое счастье, что у неё было… Жалость движет миром. Жалость порождает любовь. Не обольщайся, милая, — снова обращается она к Линн, горько усмехаясь. — Наш будущий король тоже хочет тебя лишь потому, что от этого он гордится собой. Ты его благое дело.
Линн бледнеет, и я хочу заверить её, что всё не так. Арельес ничего не знает о любви. Ничего не знает о жалости и сострадании. Женщина без сердца просто не способна на такие чувства. Она…